[septimus]

Однако в 1734 году, по завершении передачи, которая была оценена в 8 тысяч фунтов стерлингов, Менилл отказался ее выкупить и затеял судебную тяжбу. Для создания передачи Джернигем заказал 4 тысячи унций серебра, но, чтобы в точности исполнить заказ, пришлось везти чашу на медеплавильный завод для наращивания серебра на ее стенки, где должны были быть рельефы. В результате Джернигем использовал еще 3 тысячи унций серебра. Кроме того, неприятности преследовали ювелиров — то разрушилась литейная форма и часть серебра вылилась из нее, то мастерская сгорела, пришлось строить новую. Наконец, Джернигем должен был платить двадцати работникам еженедельно на протяжении четырех лет создания передачи.

И суд решил, что заказчик Менилл не обязан выкупать ее, раз условия договора не были соблюдены. В поисках выхода Джернигем обращался в Букингемский дворец, предлагал купить ее различным иностранным государям через их представителей в Лондоне, в частности посланника России князя Антиоха Кантемира, но тщетно.
Наконец, в 1735 году Джернигем попросил парламент дать согласие на использование передачи в качестве выигрыша в лотерее, предназначенной для сбора средств на постройку моста через Темзу у Вестминстера. Однако ему было отказано. В 1736 году он организовал собственную лотерею, которая сорвалась из-за отсутствия подписчиков. Лишь в следующем году она состоялась, и в сопроводительном каталоге значилось: «(Джернигем, Генри). На продажу. Множество разнообразных золотых и серебряных тарелок, ювелирных изделий, медалей, других богатых и ценных вещей… среди которых большая и прекрасная передача из серебра. (Лондон, 1737)».

По случаю лотереи была выпущена медаль, выполненная главным мастером Монетного двора Джоном Сигизмундом Таннером по рисунку Юбера Франсуа Гравело. На медали была изображена королева Каролина, покровительствовавшая Джернигему в его предприятии. В итоге в ноябре 1737 года передачу выиграл майор Уильям Бэттин из городка Ист Марден в Сассексе. Вскоре холодильник у него выкупили, как писали газеты, за 5 тысяч фунтов, по всей видимости, русские агенты для императорского двора Анны Иоанновны, согласно указу которой за границей заказывались очень дорогие и крупные серебряные вещи.

…В Камер-фурьерском журнале за 1843 год имеется запись от 28 января о том, что в центре императорского стола стояла «большая серебряная чаша, у которой в подпорки четыре тигра с цепями, внутренность оной убрана живыми цветами». В «Описи разным серебряным и золоченым вещам по кладовой Зимнего дворца» за 1859 год читаем: «Передачи: Большая 90 пробы с фигурами чеканной работы, с бляхами и колесами медными и винтами железными — одна. Весом 13 пуд. 24 ф. 13 зол. внутри по борту виноградная лоза. № вещи 506. Принята в 1741 г. из Придворной конторы». Впоследствии бляхи и колеса удалили, и ныне серебряная реликвия «чрезвычайной величины» предстает перед посетителями Эрмитажа в первоначальном виде.

(Марина ЛОПАТО, ведущий научный сотрудник Государственного Эрмитажа. Иллюстрации: Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург)

[septimus]

Отдадим должное Галусту Саркису Гюльбенкяну, который предостерегал Советы от нелепого разбазаривания коллекций и произвольных продаж на Запад уникальных произведений искусства в 1930-х, о падении престижа и невосполнимых утратах, остановимся чуть подробнее на биографии коллекционера, в коллекцию которого попали некоторые предметы Орловского сервиза ... Calouste Sarkis Gulbenkian (29 марта 1869, Стамбул — 20 июля 1955, Лиссабон) — британский финансист, промышленник и филантроп, крупный нефтяной магнат первой половины XX века. Соучредитель множества нефтяных компаний. Основатель «Iraq Petroleum Company», заложивший начало нефтедобычи на Ближнем Востоке. В России прежде всего известен как основной покупатель полотен из коллекции Эрмитажа.
Подробнее : https://ru.wikipedia.org/wiki/Гюльбенкян,_Галуст и сам музей https://ru.wikipedia.org/wiki/Музей_Галуста_Гюльбенкяна

[septimus]

Думаю, будет любопытно читателям вновь вернуться в галантный век...
Давайте вспомним как Императрица Елизавета Петровна относилась к парадной жизни двора, даже когда русские сражались в Семилетней войне и впервые вошли в Берлин. Дадим же слово свидетелям тех торжеств...

«Красота и богатство убранства невольно поразили нас (…) Потом появились свыше 400 дам. Все красавицы и в дорогих костюмах, усыпанных бриллиантами. Внезапно все шторы разом опустились, и дневной свет заменился блеском 1,2 тысяч свечей, отражавшихся со всех сторон в многочисленных зеркалах. Загремел оркестр из 80 музыкантов. Вдруг двери настежь распахнулись, и вышла императрица, окруженная своими царедворцами», — описывали иностранные дипломаты один из приемов у российской Императрицы Елизаветы Петровны.
После этого они пошли в большой и богато убранный зал. В центре стоял стол на 400 человек. «Были кушанья всех возможных стран Европы, и прислуживали немецкие и итальянские официанты», — вспоминали они.
На столах стояли огромные серебряные вазы и огромная лохань во льдах со множеством бутылей, мпирамиды из кондитерских изделий. Посреди стола — фонтаны из вина, цветной воды и шампанского. Порой на столах было до 80 разных блюд.
Некоторые из них носили вычурные и даже несколько странные названия: «лосиные губы», «бычьи глаза в соусе поутру проснувшись». Для этих обедов «денно и нощно везли фрукты из Астрахани», раков — из Украины, устриц из Кронштадта, из Страсбурга каждый день высылали свежие паштеты.

Елизавета Петровна часами просиживала с карандашом в руке, продумывая мероприятия, а также составляя списки приглашенных. Именно она ввела моду на то, чтобы подавать среди ночного веселья не только прохладительные напитки и мороженое, но и горячие супы, чтобы помочь кавалерам и дамам подкрепиться.
В том, что касается организации мероприятий, она контролировала буквально все, особое внимание уделяя легким сладким дамским винам и ликерам. Обычно на балы приглашенные приходили к шести часам вечера, потом танцевали, играли в карты. Часов в десять с избранными ею лицами императрица удалялась трапезничать. Они усаживались за стол. После этого в зал приглашали других гостей, которые ели стоя. Немного перекусив, они удалялись из комнаты....
За большую любовь к пирам царица Елизавета даже назначила главному повару оклад в 800 рублей, что в то время было огромной суммой. Убранство столов было настоящим произведением искусства. Каждому сервизу соответствовал определенный набор для напитков. На белых льняных скатертях стояли красивые композиции из цветов и фруктов. Столы пышно украшались вне зависимости от того, обедала ли императрица в узком кругу или же с гостями. Обычно на столе было от 17 до 30 приборов.

Приближенные к Императрице рассказывали, что она очень любила французскую кухню, однако, жаловала и русские блюда. Считалось, что к жирным блюдам — щам, гречневой каше, кулебяке и буженине — дочь Петра Первого приучил Разумовский, в довершение отягощалось при сем очень сладкими винами. При дворе ходили слухи, что на Масленицу она за один присест могла съесть «по две дюжины блинов».
Такая любовь к вкусной пище, да ещё далеко за полночь ни могла не сказаться на ее фигуре: она пополнела. Впрочем, тогда это не считалось чем-то страшным: гораздо важнее была не талия, а красивый цвет лица.
Единственное, что государыня на дух не переносила, — это яблоки. Она не только не ела их сама, но и запрещала это делать своим приближенным. Императрица сразу чувствовала, кто ел их недавно, и очень сердилась на него.

После вкусного ужина гости вновь начинали танцевать. Нередко императрица отправлялась на охоту, причем больше любила псовую. Стрелять любила не только по зайцам и уткам. Однажды Елизавета убила медведя, потом лося. К столу часто подавали приготовленные охотничьи трофеи императрицы. При этом рассказывали, что паштету из зайчатины или деликатесно приготовленным бекасам в соусе она предпочитала хорошо прожаренный кусок обыкновенного мяса.
С тем же рвением, что она пировала на балах, Елизавета молилась. Женщина религиозная и набожная, она почитала православные святыни и проводила много времени в храмах, стоя на коленях. К тому же она очень строго соблюдала посты. В это время царица ела только хлеб, варенье и пила квас. Нередко прямо после приема, затянувшегося до утра, она ехала в церковь, где молилась по несколько часов. Это, впрочем, не мешало устраивать шумные балы, длившиеся иногда по несколько дней. Каждое торжество завершалось фейерверками и музыкой. В обычные дни в резиденции Елизаветы Петровны находились около тысячи человек, во время приемов — до 5 тысяч.
Иногда организовывались детские вечера, на которые привозили малолетних сыновей и дочерей придворных. Она устраивала для них танцы, игры и другие развлечения. Будучи гостеприимной хозяйкой, императрица порой и сама участвовала в приготовлении блюд.

В целом придворная жизнь отличалась блеском. Гардероб самой государыни состоял из нескольких тысяч платьев, придворные старались не отставать от монарха. Однако им категорически запрещалось надевать какие-нибудь новые модные платья или даже делать новые прически. Говорили, что императрица из зависти могла очень обидеть женщин, наряды которых, по ее мнению, превосходили ее собственные по роскоши. Одну из статс-дам двора, появившуюся на балу в платье, похожем на царское, она при всех отхлестала по щекам, после чего несчастная упала в обморок, не выдержав унижения.
Однако с годами красота императрицы постепенно увядала, а здоровье становилось все хуже. Страстная любительница торжеств и балов, она стала все реже появляться в обществе. Осенью 1761 года, когда во вновь отстроенной резиденции в Царском Селе разразилась сильная гроза, она сочла это плохим предзнаменованием. Печальное предвестие себя оправдало: 25 декабря она скончалась.

Своей огромной любви к торжествам, балам и фейерверкам императрица не изменяла и во время изнурительной Семилетней войны, в которой участвовали российские солдаты. Эта война, начавшаяся в 1756 году, стала первым полномасштабным европейским конфликтом, в который была втянута Россия. Стремительное усиление Пруссии под руководством воинственного короля Фридриха Второго заставило Елизавету Петровну примкнуть к антипрусской коалиции Австрии и Франции.
Король, не склонный к дипломатии, сразу окрестил этот альянс «союзом трех баб», имея в виду Елизавету, австрийскую императрицу Марию Терезию и фаворитку французского короля маркизу де Помпадур.
Русские солдаты осторожно вступали в войну: пруссаки до этого прослыли блестящими воинами. Вторая причина — резко ухудшившееся здоровье Елизаветы Петровны. Наследник престола Петр Федорович, как было известно, преклонялся перед прусским королем и был категорически против конфликтов с ним. Однако первое крупное сражение с пруссаками при Гросс-Егерсдорфе к большому удивлению Фридриха II завершилось победой русской армии. В августе 1759 года в битве при Кунерсдорфе русско-австрийские войска также наголову разбили армию пруссаков. Через год русские солдаты и вовсе завоевали Берлин для того, чтобы отвлечь Фридриха. В России по этому поводу устроили очередное пиршество. Пребывание в столице продлилось шесть дней. Собрав все трофеи, русская армия покинула город. Узнав о минимальных разрушениях, Фридрих заявил: «Спасибо русским, они спасли Берлин от ужасов, которыми австрийцы угрожали моей столице».
Немецкий ученый Леонард Эйлер так описал в письме другу захват русскими солдатами прусской столицы: «У нас здесь было посещение, которое при других обстоятельствах было бы чрезвычайно приятно. Впрочем, я всегда желал, что если бы когда-либо суждено Берлину быть занятым иностранными войсками, то пусть это были бы русские».
Тем временем русская армия взяла под полный контроль Восточную Пруссию, население которой уже присягнуло на верность российской императрице. Однако тут на помощь Фридриху, подумывающему об отставке, пришел Петр III, сменивший на престоле свою тетку Елизавету Петровну.

Он не только немедленно заключил мир со своим кумиром и вернул ему все завоеванные территории, но и предоставил русские войска для войны со вчерашними союзниками — Австрией и Францией. Русские солдаты сочли такой жест оскорбительным. В результате это дорого обошлось самому императору Петру: переворот, организованный его женой Екатериной Алексеевной, прошел как по маслу, а низложенный государь скончался при до конца не выясненных обстоятельствах. В этой войне погибли многие русские солдаты, страна потеряла много денег, не приобретя ничего взамен, кроме военной славы...

«... Елизавета Петровна была умная и добрая, но беспорядочная и своенравная русская барыня XVIII века, которую по русскому обычаю многие бранили при жизни и тоже по русскому обычаю все оплакали и любили по смерти" - журил красный граф Алексей Толстой в «История Государства Российского от Гостомысла до Тимашева»...

[septimus]

чуть подробнее о дщери Петра Великого...

Оффтоп

Изучение литературы об Императрице Елизавете Петровне и её эпохе вызывает чувство неудовлетворённости: подавляющее большинство материалов посвящено лицам из её ближайшего окружения, их интригам и корыстолюбию, фаворитам, войнам, которые вела её армия, дипломатии, вопросам развития экономики и культуры России в годы её правления.
Образ самой дщери Петра Великого остаётся как бы несколько затушёванным, он с трудом просматривается сквозь кисею времени, личность этой, на мой взгляд, необычной императрицы представляется либо в бальном антураже, либо сквозь замочную скважину её спальни.

Не случайно, почти всё, что касается «закулисной» сторон жизни Елизаветы Петровны, осталось между строк книг и статей, повествующих о ней, за кулисами театра, именуемого царством Елизаветы Петровны.

Итак, 29 декабря 1709 года в подмосковном селе Коломенском родилась младшая дочь Петра Великого, названная Елизаветой. Именно в этот день, одержав великую победу над Карлом XII в ходе Полтавской битвы, Пётр I въехал в Москву, чтобы со свойственным ему темпераментом и широтой отпраздновать радостное событие. Узнав о рождении дочери, он сказал: «Отложим празднество о победе и поспешим поздравить с восшествием в мир мою дочь!".

Елизавета Петровна, как и её старшая сестра Анна, была внебрачным ребенком (их родители обвенчались лишь в 1712 г.), и это обстоятельство серьёзно отразилось в дальнейшем как на её женской судьбе, так и на её правах на престол.
Отец очень любил своих дочерей, а Елизавету называл "Лизеткой" и "четвёртой лапушкой", но личного времени, по понятным причинам, уделял им крайне мало.
Росло любимое дитя вдали от царского двора, в подмосковных сёлах Измайлово, Преображенское, Покровское, или в Александровской слободе.

Воспитанием будущей императрицы, причём, в глубоко религиозной атмосфере, занимались его сестра, царевна Наталья Алексеевна, и семья А.Д. Меншикова. И эта заложенная в детстве религиозность была неотъемлемой и важной частью её сущности в течение всей жизни, не мешавшей ей, однако, жить жадно и страстно, пока позволяли силы...
Как большинство детей, растущих в атмосфере любви, Елизавета была неусидчивым и подвижным ребенком и подростком. Основными её развлечениями были верховая езда, гребля, танцы. Историк В.О. Ключевский писал: "Подрастая, Елизавета казалась барышней, получившей воспитание в девичьей. Большое развлечение доставляли ей свадьбы прислуги: [иногда] она сама убирала невесту к венцу, [ей доставляло удовольствие наблюдать] из-за двери, как веселятся свадебные гости».

Пётр и Екатерина понимали необходимость учёбы своих детей, но эта учёба носила односторонний характер, что было связано с тем их будущим, которое рисовали себе родители. Елизавета свободно говорила по-французски, а по некоторым свидетельствам, и по-немецки, легко читала итальянские тексты, писала стихи, прекрасно пела. Её обучали также танцам, музицированию, умению одеваться, и не без успеха.
Одновременно цесаревну постоянно окружала французская свита, что не случайно. Пётр хотел выдать дочь-красавицу за французского короля Людовика XV или за кого-нибудь из дома Бурбонов, но Версаль смущало происхождение матери Елизаветы (Марта Скавронская происходила из семьи литовских крестьян, и её восхождение на российский престол похоже на сказку из "Тысячи и одной ночи"). Среди женихов младшей дочери Петра числились Карл Август, князь-епископ Любский, принц Георг Английский, Карл Бранденбург-Байрейтский, инфант дон Мануэль Португальский, граф Маврикий Саксонский, инфант Дон-Карлос Испанский, герцог Фердинанд Курляндский, герцог Эрнст Людвиг Брауншвейгский и ещё многие, даже персидский шах Надир. Но всякий раз что-то мешало, и Елизавета так и осталась без высокородного мужа, связав себя впоследствии морганатическим браком с красавцем Алексеем Розумом, сыном простого украинского казака из деревни Лемеши, певчим придворного хора...

В год смерти отца Елизавете исполнилось 16 лет. Пора беззаботной жизни, которая продолжалась в годы правления матери, императрицы Екатерины I, а затем племянника, императора Петра II, мечтавшего жениться на своей прелестной тётке (он был, правда, младше её на шесть лет), закончилась при властной и жестокой императрице Анне Иоанновне. Завещание от 1727 г. Екатерины I предусматривало права Елизаветы и её потомства на престол после Петра II (внука Петра I, сына царевича Алексея Петровича) и Анны Петровны. В феврале 1728 г. 20-летняя голштинская герцогиня Анна скончалась от "родильной горячки", произведя на свет будущего российского императора Петра III. В феврале 1730 г. от оспы умер 14-летний Пётр II. Кажется, пришёл черёд Елизаветы стать хозяйкой отцовского наследства.
Но, сразу же после смерти юного императора, Верховный тайный совет, в руках которого при Петре II сосредоточилась реальная власть, в составе канцлера Головкина, четырёх представителей рода Долгоруких и двоих Голицыных, посовещавшись, выбрал на царство младшую дочь царя Иоанна Алексеевича, родного брата и номинального соправителя Петра I, вдовствующую герцогиню Курляндскую, тридцатисемилетнюю Анну Иоанновну, которая уже 20 лет жила в Курляндии, не имела в России фаворитов и партий, и этим устраивала всех. Анна казалась членам Тайного совета послушной и управляемой, в чём вскоре она их, однако, успешно сумела переубедить.

Елизавете было отказано в престоле на том основании, что она родилась до вступления родителей в официальный брак. Скорей же всего, она не устраивала властолюбивых вельмож своей непредсказуемостью, свободолюбием и низкородностью (со стороны матери).
Анна Иоанновна прекрасно понимала, что её восхождение на российский престол в обход Елизаветы незаконно, что в лице цесаревны она обретает опасную соперницу. Ещё ближайшее окружение Петра II упорно добивалось пострижения Елизаветы в монахини, наталкиваясь на сопротивление юного монарха. Едва взошедшая на престол императрица не желала начинать своё царствование с такого неблаговидного поступка. Но и оставлять без надзора Елизавету она считала невозможным.

На месте старинного русского села Спасского уже при Петре I был основан так называемый Смольный двор, на котором производилась и хранилась смола для нужд Адмиралтейства. Непосредственно на месте будущего Смольного собора стоял небольшой дворец, или Смольный дом, как его называли в XVIII веке. Здесь в годы царствования Анны Иоанновны, под неусыпным надзором герцога Бирона, чуть ли не в заточении, жила цесаревна Елизавета. "Никто вроде бы не препятствовал её свободе, но все понимали, что фактически она находилась под домашним арестом. Существует предание, что Бирон, переодевшись в платье простого немецкого ремесленника, следил за Елизаветой» (Наум Синдаловский).

В течение всего 10-летнего царствования Анны Иоанновны, цесаревна жила вдали от всех придворных и политических дел, стеснённая некоторым образом в средствах к жизни, в своём выборе знакомств. У Елизаветы был свой "молодой" двор с его скромными празднествами, пением и театром, маскарадами и другими увеселениями. Но мысль об угрозе и такой жизни ("под колпаком") не покидала её. Она, эта угроза, ещё более возросла, когда, после кончины Анны Иоанновны (1740 г.), по её воле русский престол перешел к двухмесячному Ивану Антоновичу (сыну Анны Леопольдовны, герцогини Брауншвейгской, дочери Екатерины Иоанновны, родной сестры почившей императрицы). Именно Анна Леопольдовна, убравшая Бирона, регента при грудном Иване Антоновиче, а "при императрице Анне спасшего Елизавету от монастыря" (В. О. Ключевский), стала реальной правительницей России.

"Все годы вынужденного ожидания своего часа Елизавета провела в полной уверенности в неотъемлемых и бесспорных правах на русский престол... и в поддержке, которую окажет ей народ и гвардия. Она знала, что в людях жила легенда о том, что, умирая, Пётр держал в руках древнюю родовую икону дома Романовых, образ Знамения Божьей Матери, и благословил ею именно её, свою дочь. С тех пор цесаревна особенно чтила эту икону, и, говорят, в ночь государственного переворота молилась перед нею» (Наум Синдаловский).

И сама Елизавета и её ближайшее окружение понимали, что необходимо сделать решительный шаг к власти; в противном случае ей не избежать монашеского апостольника. В восемь часов утра 24 января 1741 г. она надела Андреевскую ленту и объявила себя полковником трёх гвардейских полков. По одной из легенд, с небольшой группой заговорщиков (с "лейб-компанцами") Елизавета явилась в Преображенский полк, квартировавший вблизи Аничкова моста, и заручилась его поддержкой. Сам дворцовый переворот произошёл в ночь на 25 ноября (6 декабря по н.с.) 1741, в результате чего был свергнут с престола малолетний император и отстранена от власти его регентша-мать Анна Леопольдовна.
"Наиболее законная из всех преемников и преемниц Петра I, [она была] поднята на престол мятежными гвардейскими штыками" (В. О. Ключевский).
В морозную ноябрьскую ночь 1741 года на улицах Петербурга жгли костры, народ ликовал: на российский престол взошла младшая дочь Петра I Елизавета.
До её тридцатидвухлетия оставалось чуть более месяца....

____
илл. Портрет царевен Анны Петровны и Елизаветы Петровны - Луи Каравак 1717 год (Русский музей)
Елизавета Петровна в возрасте 6 лет
Туалетный прибор Анны Иоанновны (46 предметов), Германия, Аугсбург
Биллер, Иоганн Людвиг II (1692-1746), первая четверть XVIII в.
золото, передан в 1882 году Главным дворцовым управлением в Эрмитаж.

[septimus]

Оффтоп

Елизавета Петровна росла очень красивым ребёнком. Увидев её и сестру в 1717 году одетыми в испанские костюмы (Елизавете восемь лет) по случаю встречи Петра, возвращавшегося из-за границы, французский посол заметил, что младшая дочь государя казалась в этом наряде необыкновенно прекрасной.

Испанский посланник герцог де Лириа в 1728 году писал о 18-летней цесаревне: "Принцесса Елизавета такая красавица, каких я редко видел. У неё удивительный цвет лица, прекрасные глаза, превосходная шея и несравненный стан. Она высокого роста, чрезвычайно жива, хорошо танцует и ездит верхом без малейшего страха. Она не лишена ума, грациозна и очень кокетлива".
Большинство мемуаров и документальных свидетельств сходились на том, что Елизавета Петровна была необыкновенно привлекательна. И она прекрасно знала об этом, и всю свою жизнь старалась сохранить свою красоту, прилагая для этого неимоверные усилия, не щадя ни личного времени (всегда в ущерб своим государственным обязанностям), ни средств, которыми располагала как императрица...

"Живая и веселая, но не спускавшая глаз с самой себя, при этом крупная и стройная, с красивым круглым и вечно цветущим лицом, она любила производить впечатление..." (В. О. Ключевский). Правы были те, кто считал, что у Елизаветы Петровны было "много тщеславия, она вообще хотела блистать во всём и служить предметом удивления".
С годами, однако, красота её стала увядать, и она целые часы проводила у зеркала. Есть в связи с этим один аспект в контексте её здоровья, который нельзя обойти стороной. Речь как раз идёт о страстном желании императрицы сохранить свою телесную привлекательность. С этой целью она использовала как традиционно русскую, так и европейскую косметику (термин впервые появился в обиходе лишь в 1867 году, но позволим себе в данном случае воспользоваться им).
На Руси в качестве румян и губной помады использовался сок малины, вишни и свеклы. Глаза и брови подводили сажей. С целью отбеливания лица использовали молоко, сметану, мёд, яичный желток, жир животных, сок огурца или отвар петрушки.

Пользовалась ли этими средствами Елизавета Петровна, неизвестно. Не исключаю, учитывая её воспитание, что пользовалась. Но смеем высказать и предположение, что, стремясь оставаться в русле современных ей веяний, императрица применяла и модные европейские, в особенности, французские, косметические средства. Не случайно, для неё выписывались из Парижа журналы, в которых предлагались статьи, касающиеся самых разных сторон жизни высшего света.
Начиная с XVI века, в моду, вплоть до середины XVIII века, вошли бледная кожа и красные губы, что создавало, якобы, весьма привлекательный контраст. С середины XVIII века, французские модницы стали использовать красные румяна и помаду для придания "здорового" румянца своим лицам (бледность, т.о., отправили в отставку). Бледный цвет лица (признак аристократического образа жизни) достигался с помощью дорогостоящей пудры, которая могла вызывать сильные повреждения кожи и выпадение зубов из-за наличия в ней свинцовых белил. Использовалась и более опасная мышьяковая пудра. Позднее для производства пудры стали использовать щадящую рисовую и пшеничную муку. Почти все косметические средства в годы жизни Елизаветы создавались местными аптекарями, и содержали ядовитые вещества - ртутную и азотную кислоту.

Даже современная косметология утверждает, что постоянное использование косметики ведёт к тому, что ежегодно в женский организм поступает до трёх кг входящих в неё химических веществ. Попадая в кровь через кожу, они оказывают отрицательное воздействие на органы и системы на уровне клеток, способствуя развитию различных заболеваний от ускоренного старения кожи до онкологии. При этом отдельное вещество само по себе может быть безопасным, но при послойном нанесении на лицо ряда различных средств, содержащиеся в них условно безопасные составляющие, смешиваясь, могут наносить вред здоровью и провоцировать необратимые процессы в организме. Речь идёт об известном врачам феномене синергизма - явлении взаимного усиления эффективности либо побочного действия косметических средств.

Приведенных сведений вполне достаточно, чтобы сделать вывод о том, что Елизавета Петровна, действительно, жертвовала своим здоровьем во имя красоты.
Французский дипломат Ж.-Л. Фавье, наблюдавший её в последние годы, писал, что стареющая императрица "всё ещё сохраняет страсть к нарядам и с каждым днём становится в отношении их всё требовательнее и прихотливей. Никогда женщина не примирялась труднее с потерей молодости и красоты. Нередко, потратив много времени на туалет, она начинает сердиться на зеркало, приказывает снова снять с себя головной и другие уборы, отменяет предстоящие зрелища или ужин и запирается у себя, отказываясь кого бы то ни было видеть».

Уже с детства Елизавета Петровна была ужасной модницей; эту страсть к нарядам она и не пыталась умерить, хотя "жила и царствовала в золочёной нищете" (В. О. Ключевский). Во время пожара в Москве в 1753 году во дворце сгорело четыре тысячи её платьев, а после её смерти Петр III обнаружил в Летнем дворце своей царственной тётки гардероб с пятнадцатью тысячами платьев, "частью один раз надёванных, частью совсем не ношенных, два сундука шёлковых чулок" (В. О. Ключевский), несколько тысяч пар обуви и более сотни неразрезанных кусков богатых французских материй. И это при наличии "кучи неуплаченных счетов" и отказа время от времени "французских галантерейных магазинов... отпускать во дворец новомодные товары в кредит" (В.О. Ключевский). Казимир Валишевский указывает, что развитие текстильных мануфактур в эпоху царствования Елизаветы Петровны было связано именно с неукротимой любовью императрицы к нарядам.

Страсть Елизаветы Петровны оставаться вечно прекрасной, блистать в обществе была ещё с юности неразрывно связана с неутолимым стремлением к развлечениям. Она превосходно танцевала, беспрестанно выдумывая для танцев новые фигуры, что свидетельствовало о несомненном хореографическом даре.
"Вступив на престол, она хотела осуществить свои девические мечты; нескончаемой вереницей потянулись спектакли, увеселительные поездки, куртаги, балы, маскарады, поражавшие ослепительным блеском и роскошью до тошноты" (В. О. Ключевский). Жизнь при дворе превратилась в вечный праздник: развлечения сменяли друг друга в головокружительном вихре. Двор Елизаветы Петровны восхищал гостей богатством и великолепием. При этом "...жилые комнаты, куда дворцовые обитатели уходили из пышных зал, поражали теснотой, убожеством обстановки, неряшеством: двери не затворялись, в окна дуло; вода текла по стенным обшивкам, комнаты были чрезвычайно сыры" (В. О. Ключевский). Выскажем предположение, что и спальня Императрицы была не лучше. Не случайно, в литературе встречаются краткие упоминания о её "лихорадках".
Если в первые два-три года Елизавета Петровна уделяла какое-то внимание решению государственных вопросов, то в дальнейшем передоверила это своим министрам и сенаторам, и нередко документы огромной государственной важности по несколько месяцев дожидались её подписи.
___
илл. Елизавета Петровна, худ. ? Каравак Людовик (Caravaque)
Государственная Третьяковская галлерея

[septimus]

Оффтоп

В своих мемуарах Екатерина II писала: «Императрица чрезвычайно любила наряды и почти никогда не надевала дважды одного и того же платья... игра и туалет наполняли ее день".
В. О. Ключевский: "Всю жизнь она не хотела знать, когда нужно вставать, одеваться, обедать, ложиться спать". Казимир Валишевский: «У неё не было определённого режима дня, она могла обедать в три часа ночи, а завтракать вечером. Она редко ложилась спать до рассвета". Нина М. Соротокина: «Елизавета чаще всего ужинала глубокой ночью". По свидетельству современников, "спать Государыня ложилась в пять часов утра; утро и часть дня посвящались сну".
Было бы ошибочным думать, что жизнь Елизаветы Петровны складывалась лишь из приятных забот о своей красоте, карнавалах и т.п., - она включала в себя и религиозную составляющую. Более того, ей, несомненно, доставляло удовольствие, если можно рассматривать всё, что связано с культом, источником радости, посещать церковь, проводить долгие часы коленопреклонённой перед иконами, соблюдать длительные
посты, совершать паломничества к святым местам. Это не было для неё в тягость, это было частью её сущности, заложенной ещё в детские годы. При этом, ничто и никто не могли заставить её уклониться от этих обязанностей христианина, которые, можно полагать, возвышали её в собственных глазах. Так, в марте 1760 г. (Великий пост) личный врач императрицы Пуассонье пришёл в отчаянье из-за её отказа прервать пост в связи с болезнью: «Она предпочитает умереть от грозящего ей отёка лёгких, чем выпить чашку бульона" (видимо, речь идёт о тяжёлой бронхопневмонии)... Несомненно, образ жизни, который вела императрица, был предельно далёк от здорового, способствовал преждевременному изнашиванию её организма. Казимир Валишевский: "Императрица... в постные дни питалась исключительно вареньем и квасом, чем вредила своему здоровью... Главного шеф-повара Фукса приводила в отчаяние своим пристрастием к буженине, кулебяке. Малороссийская кухня, жирная и сытная, которую Елизавета Петровна полюбила под влиянием своего близкого друга Разумовского. Из алкогольных напитков предпочитала лёгкое пиво и венгерское вино... ". "Государыня кушала немало, и каждое блюдо запивала глотком сладкого вина..." (Аничков). "...врачи давали ей благие советы, требуя воздержания в пище и питье, она отмахивалась от целителей, как от надоедливых мух, и продолжала вести себя как прежде" (В. Балезин).

Становясь девушкой и расцветая, Елизавета Петровна стала демонстрировать повышенный интересе к противоположному полу, конечно же обойти стороной амурную жизнь будущей Императрицы мы не сможем... Ниже выдержки из множества работ, посвящённых её жизни и царствованию.
"Однажды, ещё в юные годы, она горько плакала от того, что ей нравились четыре кавалера сразу, и она не знала, которого выбрать".
"В ожидании женихов Елизавета веселилась, предавалась любовным утехам и ждала своего часа".
Мардефельд, посол прусского короля Фридриха II, сообщал своему патрону: "...она ежедневно по нескольку раз приносит жертву на алтаре матери Амура".
Казимир Валишевский отмечал, что даже на богомолья, в паломничество по святым местам она не отправлялась без мужчины, с которым проводила свободное от молитв время.
"...богомольная затейница и весёлая баловница", - так написал о ней русский искусствовед начала прошлого века барон Н. Н. Врангель.

"Елизавета совмещала в себе московскую набожность с французским легкомыслием и распущенностью. От вечерни императрица неслась во весь опор на бал; а с бала уезжала, чтобы поспеть к заутрене. Она молилась долго, истово и искренне, но по временам прерывала молитву, чтобы подойти к зеркалу и лишний раз полюбоваться на свои приятности" (Е. И. Маурин).

Не считая множества мимолётных увлечений, её возлюбленными были камергер Александр Бутурлин, обергофмейстер двора Семён Нарышкин, прапорщик Алексей Шубин, Пётр Шувалов, Алексей Разумовский (повторюсь, с ним был заключён морганатический брак), Роман и Михаил Воронцовы, Карл Сиверс, камер-паж Пимен Лялин, кадет Никита Бекетов, кучер Войчинский, гренадёр Михаил Ивинский, Валентин П. Мусин-Пушкин, корнет лейб-гвардии конного полка Никита Панин, Иван Ив. Шувалов. Имена далеко не всех сохранила история... Из письма французского короля Людовика XV своему послу в Петербурге, барону Бретейлю (1761 г): «Я узнал, что последний припадок, бывший с императрицей, возбудил опасения на счет её жизни, и хотя публично не сообщается никаких сведений о состоянии её здоровья, но её темперамент, её праздная и удручающая здоровье жизнь и отказ от врачебной помощи поддерживают эти опасения".

Ненавидевший дом Романовых генеалог и публицист, князь Петр Владимирович Долгоруков написал сто лет спустя, что 25 декабря 1761 года в четвертом часу дня "истомлённая распутством и пьянством Елизавета скончалась на пятьдесят третьем году от рождения".
"Елизавета отличалась веселым нравом, необычным жизнелюбием и свободой в личном поведении. Известно и то, что в свете сурово осуждались ее "увеселительные встречи в пригородных резиденциях". Однако городской фольклор к её поведению относился более чем снисходительно» (Наум Синдаловский)...

[septimus]

Оффтоп

Обратимся к ряду авторов, посвятивших свои исторические исследования Елизавете Петровне.

Александр Иванович Вейдемейер: "Здоровье Императрицы Елизаветы Петровны приметным образом начало ослабевать, особенно, с 1756 г. С Нею делались обмороки и конвульсии (здесь и далее сохранён авторский стиль изложения с минимальной редакцией). В начале сентября 1758 г. в день Рождества Богородицы, находясь в Царском селе, Елизавета Петровна слушала литургию в приходской церкви. Уже в самом начале службы она почувствовала себя дурно и вышла на воздух. Сделав несколько шагов, упала без памяти в судорогах на траву. После кровопускания и посредством разных лекарств её привели в чувство, но, открыв глаза, она никого не узнавала в течение двух часов. В последующие несколько дней не могла свободно говорить (прикус языка)... С начала 1761 г. каждый месяц у неё имели место эпилептические припадки, после которых в последующие три-четыре дня её состояние было близко летаргическому, не могла говорить». О сентябрьском приступе подробно пишет и Казимир Валишевский4, и не только о нём: "В ноябре 1758 г. обморок повторился... К февралю 1759 г. у Елизаветы Петровны стали наблюдаться признаки духовного и умственного упадка на фоне нарастающего ухудшения её здоровья... С 1760 г. приучилась поглощать в громадном количестве крепкие наливки".
Вольдемар Балезин, описывая тот же, "сентябрьский", случай, подчёркивает, что, за несколько минут до потери сознания, она "почувствовала себя дурно", что характерно для эпилепсии. Этот же автор указывает, что весь 1761 г. её мучила всё усиливающаяся астма, а время от времени, - эпилепсия.

Нина М. Соротокина: "С возрастом характер Елизаветы очень изменился... появлялись болезни, а с ними раздражительность, мнительность... иногда у нее возникали странные конвульсии, после которых она теряла сознание, а приходя в себя, никого не узнавала... осень, зима 1760-1761 года: и еще обмороки, и припадки а главное - тоска, тоска жжёт грудь".
Ряд авторов, В. Балезин, К. Валишевский и другие, наряду с эпилепсией называют и "истерические припадки", которые, начиная с 1757 г., стали преследовать Елизавету Петровну. Не углубляясь в проблему "истерии", отмечу, что судорожные припадки при этом состоянии радикально отличаются от таковых в случае эпилепсии. Кроме того, у больных эпилепсией нередко наблюдаются истерические расстройства от отдельных истерических черт до истерических припадков, возникающих наряду с эпилептическими припадками (Валерий Бондаренко: "Елизавета страдала глубочайшим неврозом").
"Болезненные припадки, которыми страдала императрица, повторялись всё чаще и чаще, и после каждого из них она становилась слабее. Она была постоянно раздражена и тревожна» - писали свидетели.

Русское название болезни "падучая". Очаг нервных клеток с повышенной активностью, располагаясь в коре головного мозга или в подкорковой области, окружён т. н. "зоной сдерживания" - совокупностью нервных клеток с нормальным уровнем активности, которые препятствуют распространению разрядов с высокой активностью за пределы эпицентра. Под влиянием различного рода нервных раздражителей активность эпицентра ещё более возрастает, нервный разряд преодолевает "барьер", и, распространяясь по коре мозга, вызывает судорожный приступ.
Различают наследственно обусловленные и приобретенные формы эпилепсии. Как известно, Пётр Великий, отец Елизаветы, страдал этим заболеванием, причём, в типичной его форме. На этом основании можно предположить, даже утверждать, что дочь его унаследовала эту патологию.

Справедливо могут возразить: при наследственно обусловленной эпилепсии приступы, как правило, появляются уже в раннем возрасте, реже - с 14-16 лет, согласно же приведенным выше сообщениям, эпизоды судорог у Елизаветы Петровны впервые начали наблюдаться в 47-48 лет. Объяснить это расхождением можно тем обстоятельством, что наличие судорожных припадков у императрицы, по её требованию, тщательно скрывалось. По этой же причине, дата первого приступа, произошедшего на глазах у широкой публики (у входа в приходскую церковь), считается датой начала заболевания, что, несомненно, неверно.
Для эпилепсии, как известно, характерно постепенное нарастание частоты и выраженности припадков. Если в первое время промежутки между ними могут составлять несколько лет, то затем они сокращаются до 1-2 раз в месяц, а потом до 1-2 раз в неделю. Судя по приведенным выше сообщениям, нарастание частоты приступов у Елизаветы Петровны произошло в течение сравнительно короткого времени (примерно, четырёх лет), что противоречит научным данным о замедленной их динамике, и косвенно свидетельствует в пользу именно наследственно обусловленной формы конвульсий с их началом, как минимум, в молодом возрасте.
В ряде случаев приступы эпилепсии характеризуются появлением отдалённых предшественников (в форме изменения настроения, головной боли, болей в животе) и ближайших, именуемых аурой (от греч. "дуновение"). Аура проявляется симптомами зрительного, слухового, обонятельного, вкусового, осязательного характера. У каждого больного своя постоянная аура, которую он прекрасно знает.
Интересную деталь сообщает нам в своей книге Вольдемар Балезин, о чем уже упоминали, оказывается, Елизавета Петровна «терпеть не могла яблок, не любила яблочного запаха, легко узнавала, кто ел их недавно, и сердилась на тех, от которых пахло ими. От яблок ей делалась дурно, и приближенные остерегались даже накануне того дня, когда им следовало являться ко двору, до яблок дотрагиваться". Нельзя исключить, что аура императрицы была именно обонятельного и вкусового характера (вкус и запах яблок), она знала «свою ауру", и пыталась описанным выше образом избежать очередного приступа, хотя, в действительности, сделать это, в отличие от бронхиальной астмы, невозможно.

Существует относительно редкая разновидность заболевания, т.н. рефлекторная эпилепсия, при которой судорожные припадки могут возникать, например, при воздействии на больного определенных запахов. Запах в этом случае является не аурой (предвестник приступа), а фактором, провоцирующим приступ.
В типичных случаях, приступ начинается с потери сознания и падения больного. При этом, вследствие спазма всей скелетной и гладкой мускулатуры, он вытягивается подобно струне; это тоническое сокращение мышц сменяется приступообразным, неритмичным сокращением мышц лица, конечностей, туловища. Спазм мышц ротовой полости обусловливает прикус языка. Спазм гладкой мускулатуры сосудов мозга вызывает нарушение питания нервных клеток. Резко ослабляется дыхание и сердцебиение. Коматозное состояние, длящееся 20-40 секунд, переходит в сопор (от лат. sopor - оцепенение, вялость, сон). Больной засыпает глубоким сном, разбудить его в течение нескольких часов просто невозможно. Затем сон ослабляется, больной просыпается. Проснувшись, он находится в состоянии прострации, дезориентирован в окружающей обстановке, не помнит о происшедшем. Согласитесь, что состояние Елизаветы Петровны при приступе и по окончании его, описанное выше, соответствует представленной здесь картине эпилептического припадка.
В литературе, посвящённой эпилепсии, встречается понятие "эпилептиформный характер". Речь идёт о том, что у больных, страдающих данным заболеванием, постепенно формируются специфические черты характера: периодически овладевающая ими тоска, повышенная раздражительность, даже агрессивность по отношению к окружающим; иногда у больных в целом наблюдается пониженный фон настроения в сочетании с непреодолимой тягой к алкоголю. В.О. Ключевский: Нередко "из пустяков выходила из себя и бранилась, кто бы ни попадался, лакей или царедворец, самыми неудачными словами". Эпилептикам также свойственна стереотипность поведения, они неохотно меняют привычный режим дня, образ жизни. Даже незначительные изменения могут приводить их в возбуждённое состояние, провоцировать приступ. Возможно, по мере учащения приступов, постепенное снижение интеллекта. Именно такой стала весёлая, жизнерадостная девушка Елизавета по мере прогрессирования эпилепсии.
В случаях приобретенной формы эпилепсии очаг патологического возбуждения с повышенным тонусом (И.П. Павлов) располагается в коре больших полушарий. Для наследственно обусловленной эпилепсии более характерна его подкорковая локализация. В то же время, в разделе "Женская гиперсексуальность" я отмечал, что одной из причин последней является наличие неврологических очагов диэнцефальной локализации. На этом основании можно предположить, что наследственно обусловленные формы эпилепсии могут сочетаться с нимфоманией, т. е. женской гиперсексуальностью.

Всё изложенное выше позволяет выстроить некую схему, уложив в неё в качестве первопричины наследственно обусловленную форму эпилепсии, и, возможно, связанную с ней гиперсексуальность с постепенным присоединением истерических припадков, тяги к алкоголю, развитием тучности, формированием характерного патопсихологического типа личности. Всё это мы и наблюдаем у Елизаветы Петровны по мере её приближения к критическому периоду, критическому для столь рокового организма, отягощённого этими сложными "фоновыми", как говорят медики, патологическими состояниями.

[septimus]

Оффтоп

Вольдемар Балезин писал: «И хотя Елизавета Петровна всеми силами старалась казаться молодой, прибегая к услугам парикмахеров и гримёров, здоровья у неё от этого не прибавлялось. Внешне она была все ещё хороша, даже привлекательна, но внутренне организм её представлял руину, а она сама была подобна развалине, искусно задекорированной умелым художником. До поры до времени только самые близкие знали об истинном положении вещей - случай, произошедший 8 сентября 1758 года, был редким исключением».

Перешагнув сорокапятилетний рубеж, императрица "стала часто и подолгу болеть".
Значительное ухудшение её здоровья большинство мемуаристов датируют 1757 г. Речь идёт о присоединении ко всему, что связано с эпилепсией, иной симптоматики: носовых кровотечений, одышки, отёчности нижних конечностей. По одним данным с 1757 г, по другим (К. Валишевский), значительно позднее (с начала 1761 г.) появились трофические (т.е. связанные с нарушением питания кожи) кровоточащие язвы в области голеней, не поддающиеся лечению. То, что В.Балезин называл астмой, очевидно было проявлением сердечно-сосудистой недостаточности, включая артериальную гипертонию, обусловленной относительно ранним кардиосклерозом на фоне прогрессирующей полноты и гормонального дисбаланса. Ей стало трудно ходить, стало невозможным носить модную обувь. Постепенно балы, приемы, театры и т.п. ушли на второй и даже более отдалённый план. О танцах думать уже не приходилось....

Участились судорожные припадки, очень пугавшие Елизавету Петровну. Она всё больше замыкалась, допуская к себе самых близких ей людей, реже министров, умолявших её поставить подпись под тем или иным документом, иногда всё ещё портных. Стала мнительной, обидчивой, всех подозревала в каких-то неблаговидных поступках, проявилась странная тяга к стяжательству. К концу жизни у Елизаветы стали проявляться некоторые весьма странные привычки. Екатерина II вспоминала, что императрица Елизавета под конец жизни «елико возможно, копила деньги, держала их при себе, ничего не отпускала на государство» и «скопила столько денег, сколько было возможно, и держала их у себя на глазах, не употребляя ни на какие государственные нужды». Эти сведения подтверждают и сторонние наблюдатели. Датский посланник сообщал, что после смерти Елизаветы в ее кабинете оказались большие богатства - до 600 пудов серебра, 67 пудов золота, 1,5 миллиона империалов и на 2 миллиона неотчеканенной монеты, всего денег от 3 до 4 миллионов рублей (Гастгаузен). Иначе говоря, в кабинете императрицы воюющей уже пять лет державы лежали деньги годового бюджета страны. Кроме того, Иван Шувалов передал Петру III 106 тысяч рублей, которые Елизавета доверила ему хранить. «Говорят, - добавляет датский посланник, - что в потайном кабинете императрицы, ключи от которого имела только она одна, найдены были чрезвычайно странные предметы, например, всякого рода снедь, морковь, огурцы, восковая свеча, которую она держала во время обручения нынешнего императора, старинные записи ее отца и много других подобных вещей и все это среди бриллиантов огромной ценности» (Гастгаузен).

Как сообщал француз Лопиталь, «императрица погружена в необычайное суеверие, она проводит целые часы перед одним образом, к которому она очень привязана. Она с ним разговаривает, советуется». Государыня и раньше была суеверна, но теперь это проявилось с особой силой и говорило о мучившем ее страхе смерти, прихода которой она панически боялась. Елизавету должна была страшно напугать неожиданная сильная гроза над Царским Селом, которая гремела над дворцом в необычайно позднее осеннее время, на пороге зимы. Такого не помнили старики. Возможно, в раскатах грома и мертвящих голые деревья парка вспышках молний Елизавета увидела зловещее предзнаменование. Потом она переехала в Зимний дворец, который стоял на берегу Мойки, и там уже слегла окончательно.

Конец неумолимо приближался. Датский посланник Гастгаузен, получавший достоверную информацию из дворца, писал об этой некогда неутомимой царице маскарадов: «Ноги ее покрыты чириями, так сильно распространившимися, что она совершенно не в состоянии стоять на ногах»; у нее повторяются припадки, «завершающиеся обмороками». Как всегда бывало в России, приближение смерти правителя вызывало общее беспокойство. Гастгаузен пишет: «Последние дни здесь царят печаль и уныние, написанное на каждом лице, все сидят по домам, терпеливо ожидая грядущего переворота». Были отменены все увеселения. День рождения Елизаветы 18 декабря 1761 года (53 года) - обычно веселый и красочный праздник - прошел почти незаметно, ограничились иллюминацией и небольшим салютом с бастионов Петропавловской крепости. Подобно многим правителям России, Елизавета пыталась скрыть свою болезнь от народа, но о приближающемся конце говорили все.

Как записала позднее Екатерина II: «... В 25 день января (5 февраля по н.с.) 1762 года повезли тело Государыни во гробе лежащей со всевозможным великолепием и подобающими почестями изо дворца чрез реку в Петропавловский собор в крепость. Сам Император, за ним я, за мною Скавронския, за ними Нарышкины, потом все по рангам шли пеши за гробом от самаго дворца до церкви. Упокой, Господи, душу рабы Твоея, Императрицы Елизаветы...».

К концу своей жизни как-то неожиданно для себя Елизавета поняла, что в ее империи не все так благополучно, что до ее трона не долетают жалобы множества обиженных и гонимых чиновниками людей. Горечью проникнуты слова одного из последних манифестов Елизаветы: «С каким Мы прискорбием по нашей к подданным любви должны видеть, что установленные многие законы для блаженства и благосостояния государства своего исполнения не имеют от внутренних общих неприятелей, которые свою беззаконную прибыль присяге, долгу и чести предпочитают… Ненасытная алчба корысти до того дошла, что некоторые места, учрежденные для правосудия, сделались торжищем, лихоимство и пристрастие предводительством судей, а потворство и упущение - ободрением беззаконников».

Елизавета срочно потребовала навести порядок в правосудии и всячески пресекать злоупотребления, о которых она, как оказалось, даже не подозревала. Впрочем, это и не удивительно - «беспечность или умственная леность», о которых писали современники, характеризуя императрицу, властвовали над ее умом до конца, и сам этот манифест придумал Иван Шувалов, что видно из его набросков; императрица же только подписала документ.
Впрочем, императрица напрасно так уж убивалась. Теперь, взвешивая многие факты из истории XVIII века, скажем, что борьба со злоупотреблениями судей и чиновников - явление в русской истории вечное и бесполезное. Эти злоупотребления были порождены той системой, которая с ними боролась. Отсутствие гражданского общества, выборного начала, суда присяжных, парламентаризма, принципов правового государства при наличии бесконтрольной самодержавной власти, ужасающего крепостного права, порождавшего Салтычих, - все делало злоупотребления чиновников, этих подлинных хозяев страны, неискоренимыми.
И тем не менее двадцатилетнее царствование Елизаветы Петровны оказалось одним из самых спокойных, мирных и нежестоких в истории России. Уже то, что за свое правление она не подписала ни одного смертного приговора, позволяет снять перед ней шляпу. Несомненно, проблемы в экономике были. Но политическая стабильность, наступившая с приходом дочери Петра Великого на престол, благотворно влияла на экономическое развитие. Россия, в течение нескольких десятилетий «переболев» петровскими реформами, адаптировалась к нововведениям.

Ресурсы экстенсивной крепостнической экономики еще не были исчерпаны, до промышленной революции в Европе было далеко, и дешевые и хорошие русские товары завалили Европу. В Швеции не могли прожить без русского хлеба. Пенька, лен, парусина, лес, поташ, сало, мед и множество других товаров непрерывным потоком преимущественно через порты Прибалтики шли в Европу. Превосходное уральское железо на мировом рынке ценилось весьма высоко, и в 1750 году спрос на него достиг 100% от его выпуска, что привело к подлинному промышленному буму. Строительством металлургических предприятий занялись массы дворянства, высших сановников и чиновников - для них это было настоящее золотое дно. Заметно возрастало население, не выпадало особенно голодных лет, подушная подать несколько раз сокращалась, а многолетние недоимки в ее сборах были отменены, как и сдерживавшие торговлю внутренние таможни. В итоге, несмотря на порчу монеты, повышение цен на соль, пятилетнюю войну, экономика к началу 1762 года не была ни истощена, ни разрушена.
Важными оказались и перемены в настроениях общества. Как уже сказано, Елизавета не отличалась жестокостью. Под ее скипетром выросло поколение новых людей, уже не битых петровской дубиною. Страшный перелом в самом строе русской жизни, сознании, произошедший в конце XVII - начале XVIII века, казался им седой, скучной стариной. Идеи Просвещения, не ограниченные никакими препятствиями, стали быстро проникать в Россию. Это сказывалось на сознании дворянства, на общем распространении начал гуманизма и терпимости. Конечно, люди той поры побаивались Тайной канцелярии и особенно не распускали язык, но все-таки железная хватка этого ведомства, при фактической ликвидации смертной казни, ослабла. Перестали пытать женщин, вместо кнута все чаще применяли плеть. Когда стал разрабатываться проект Уложения, то Тайная канцелярия подала свою записку о мерах по смягчению пыток и сокращению списка тяжких государственных преступлений.

Из числа этих преступлений выкинули такие, за которые люди при Петре Великом или Анне Ивановне приговаривались к смерти. Это были: сквернословие при чтении царского указа, изодрание его или сказывание при этом фразы: «На него плюю!», а также обзывание императорского указа «воровским», необнажение головы при чтении его, громкое выражение сочувствия наказываемому преступнику. Не особенно жестоко карались ошибки при написании титула государыни в челобитной. Отпускалась вина за «непразднование высокоторжественных [календарных] дней без уважительной причины», а также «непитье за здравие государя и отговорки при неявке на службу, по той причине, что за здравие государя принуждали пить». Можно было не доносить на тех, кто кого-либо называл «бунтовщиком», «изменником» или «стрельцом».

Важные сдвиги произошли в литературе, искусстве, науке. Основание Академии Художеств, Московского университета, публичного театра, увлечение оперой, музыкой - все это стало порождать таланты, воспитывать вкусы. Покровительство наукам и искусствам стало делом престижа, а успехи таких людей, как Ломоносов, способствовали повышению уровня самосознания и самоценности русских людей. В елизаветинский век русское дворянство еще на один шаг продвинулось по пути своей эмансипации, к утверждению сословных привилегий и развитого сословного сознания, обладателя которого уже нельзя было безнаказанно пороть и унижать, как холопа.
Елизаветинское царствование подготовило новую, екатерининскую эпоху. Так век Елизаветы не пропал для потомков, он стал звеном в длинной цепи истории России, которой, будем надеяться, нет конца...

илл.
Портрет Алексея Разумовского, с которым царица состояла в тайном церковном браке

[septimus]

Оффтоп

Разумеется на Елизавету повлиял и период царствования Анны Иоанновны, ведь именно тогда произошел синтез русского и европейского, совершилась ассимиляция новых веяний, которые внедрились и смешались с исконно русским, предопределив создание отечественных произведений, выполненных в русле новой европейской линии национальной культуры.
В этом смысле императрица Анна Иоанновна стала достойной преемницей Петра I. Племяннице царя-реформатора с детских лет, было уготовано стать «инструментом» в сближении политической и культурной жизни России и Европы. Брак 17-летней царевны Анны и герцога Курляндского Фридриха Вильгельма явился первым шагом в осуществлении международных матримониальных планов Петра I.

Во вкусах самой Императрицы, главного заказчика и установителя моды, слились патриархальное детство в Измайловском дворце, сочетавшееся с петровскими нововведениями в образовании княжон царской семьи, двадцатилетнее проживание в хоть маленьком, но европейском государстве и скудное вдовство, предшествовавшее роли самодержавной монархини.

О стремлении выделиться на европейской арене роскошью двора свидетельствует живой интерес Анны Иоанновны к этикету в европейских государствах. Многочисленные факты (в том числе и в сфере устройства парадных торжеств) говорят о притягательности для императрицы примера французского двора времен Людовика XIV. В этом она следовала линии, намеченной Петром. Введенное им придворное платье явно ориентировалось на версальский двор. «Великолепие приличное императорскому сану» в эпоху Анны Иоанновны рассматривалось и устраивалось в контексте европейских представлений.
В политическом активе эпохи позднего барокко вес и значимость государя на международной арене измерялись количеством и качеством драгоценностей, которыми он владел и которые украшали его костюм, роскоши, которой правитель окружал себя.
В пособии Юлиуса Бернгарда фон Рора «Введение к науке церемониала важных господ» (1733 г.) – настольной книге для немецких княжеских дворов указывалось: «величайшей роскошью, которую лица высочайшего ранга демонстрируют во время праздничных торжеств, является исключительно платье из бархата, затканного золотом или серебром, и гарнитуры, усыпанные алмазами, стоимостью в несколько тонн золота, равных миллионам».

Вкусы Императрицы, сформировавшиеся в петровскую эпоху, серьезным образом повлияли на форму и орнаментальное исполнение ювелирных предметов. В частности, это проявляется в лаконизме декора ювелирных аксессуаров – мушечниц, табакеркок, которые без особых художественных изысков украшали корона, вензель, герб. Более того, форма большинства табакерок тех лет обнаруживает сходство с голландскими изделиями, что отразило присутствие стилевой доминанты предшествовавшего периода. Государственную линию предыдущего царствования отражает декор заказных ювелирных изделий, таких как золотой сервиз Императрицы, выполненный в стилистике «эпохи регентства» в Аугсбурге и декорированный накладными литыми картушами с военной атрибутикой, несмотря на то, что предназначался для особы женского пола. Даже серебряный Вседневный сервиз, выполненный Никола Доном в 1730-е годы орнаментирован, преимущественно, государственной символикой: вензелем императрицы Анны Иоанновны и гербом.

Именно в царствование Анны Иоанновны складывается институт придворных ювелиров. Названия должности – немецкие: «зильбердинер» – серебряных дел мастер. Императорскую корону для Анны Иоанновны сделал немец Готфрид Вильгельм Дункель (Тункель), состоявший с 1725 года золотых и бриллиантовых дел мастером в иностранном цехе. Там же числились Якоб Шлоссвиг, Клаус Якоб Кеппинг и его сын Иоганн Фридрих, Иоганн Генрих Царт – это далеко не все имена немецких мастеров, работавших в Петербурге в царствование Анны Иоанновны. Много было и уроженцев Голландии, Швеции, Финляндии, Англии, но немцы среди них составляли численное преимущество.

Привитая с детства любовь к французскому изяществу, куртуазному роману, танцу (отец, Петр I планировал выдать младшую дочь замуж за ровесника цесаревны – короля Людовика XV), сделали из Елизаветы Петровны если не француженку, то, несомненно, самую модную и элегантную особу при дворе сестры Анны Иоанновны. Прическа, одежда, манера поведения выгодно выделяли цесаревну на всех придворных торжествах. Утонченный, чувственный вкус Елизаветы Петровны был отзывчив ко всему прекрасному, что с середины XVIII века было тождественно «французскому».
Таким образом в ее царствование произошел отход от германо-голландской доминанты в русской культуре и наращивание французских черт, что выразилось в тенденции к увеличению числа модных ювелиров и серебряных дел-французов, реализовавших и сформировавших в России стиль рококо.

Такие «вариации» возможно заметить, взглянув еще раз на золотой туалетный прибор, вседневные сервизы, точнее некоторые предметы, Анны Иоанны и Елизаветы Петровны...

мастера Биллер Иоганн, Кёппинг Иоганн, Блом Иоганн, Дон Николай

[nikolai35]

septimus, спасибо за информацию!
С уважением.