Антик Форум – Оценка, продажа, покупка антиквариата - антикварный форум
Оценка. Консультация. Продажа
Антиквариат и Коллекционирование
Старый 05.12.2017, 14:32 #21
Участник Форума
 
Аватар для nomados
 
Регистрация: 17.10.2017
Адрес: Ростовская область
Сообщений: 369
Репутация: 237382
По умолчанию

Спасибо Георгию! @georg он объединил все в одну тему.

Сегодня выдам самое страшное, что у меня есть и возьму паузу. Спорный вывод в конце. У всех своя правда... Мне даже пришлось сделать публицистическое продолжение, чтобы попытаться разобрать на косточки пословицу "Не делай добра, не получишь зла".
И отзывы были разными: одни соглашались и вспоминали случаи из своей жизни, другие готовы были меня четвертовать вместе с моим рассказиком. Тем не менее
я его люблю, и когда читаю... нет-нет да и вытираю слезу ... украдкой.

"Не делай добра,..."

Уже и не вспомнят, кто придумал отмечать во вторую субботу сентября этот праздник - День Улицы. От Фроловых тянули свет. Собирали столы и лавки.
Дмитрий Ефимович приходил с баяном. Гуляли до петухов. С песнями, танцами и нехитрой сборной закуской. Детвора бегала тут же, под присмотром, и радовалась веселому взрослому сабантую.

Местная знаменитость - Иван Алексеевич, Герой Советского Союза, добрейшей души человек, танцевал с правнучкой. Светлане шел десятый годок. Девочка лучилась счастьем, когда дед на полном серьезе разучивал с ней вальс. Баянист старательно выводил «На сопках Маньчжурии», Светланка тянула тоненькую шейку, держалась за него и с гордостью и упоением, разучивала взрослый танец.

Её здесь любили. По первому зову сидела с соседским ребенком, помогала собирать вишню бабе Марте и отдавала последнюю любимую куклу подружке. Улыбка девочки и васильковые глаза были талисманом улицы, её добрым ангелом.
С дедом они были неразлучны. Родители жили рядом, в микрорайоне Победы.
После школы бежала проведать старика. 9 мая Иван Алексеевич брал ее на парад. Приходила загодя, нарядная цветущая с бантами и букетом. Правда, в цветах дефицита и так не было. Пол-улицы с утра поздравляли и любовались своим Героем, легендарным человеком не только улицы Пионерской, но и всего южного городка.

Высокий, стройный и еще достаточно крепкий для своего преклонного возраста. Морской лётчик штурмовой авиации, ушедший в отставку в звании полковника, с иконостасом орденов и медалей на груди, заветной золотой звездочкой, и завистью всех местных мальчишек – кортиком на бедре.

Баяниста угомонили. Сели за стол. Выпили, как водится за улицу свою, да за новую дорогу, которую этой весной уложили.
Еще не стемнело, но уже потянуло прохладой. Иван Алексеевич подозвал Свету и попросил вынести пиджак. Наказал и самой накинуть кофточку. Та беззаботно поскакала к дому.

Выпили еще по одной. Кто-то из баб затянул украинскую песню, певучую и протяжную. Время шло, а внучка не возвращалась. Иван Алексеевич поежился. Как бы поясницу не продуло.
- Что же она так долго?
Пошел сам. Пошел и пропал. А праздник продолжался. Забрехали собаки. А потом как-то по-особенному завыл и Шарик, кабыздох соседки. Делать нечего – теперь и Марта пошла поглядеть, да поискать пропавшего соседа.

Ефимыч, польщенный вниманием, завораживал «Дунайскими волнами».
Вдруг что-то послышалось. Придавил меха баяна. Привстал кто-то:
« А ну, погодь!» - заставив всех замолчать и насторожиться.

Голосила женщина. Рядом. Совсем рядом. Бросились на голос. Прижавшись к косяку, как вкопанная, стояла Марта. Руки ходуном, белая, как полотно, не в состоянии сдвинуться.
А за порогом Иван Алексеевич. Лежал плохо, нехорошо лежал, как подкошенный. Дышал, смотрел на всех, а пошевелиться и сказать, что-то, не мог. И мычал. Невыносимо слышать, как мычал. Когда его подняли и стали протискиваться в двери, чтобы занести в комнату, увидели Светлану. Взрослые мужики остолбенели от ужаса. Не знали, что делать. Потоптались и вынесли старика на улицу. Кто-то сбегал за одеялом, положили на раскладушку. Вызвали скорую и милицию.

Света лежала посреди комнаты в луже крови. Вместо светленького платьица - кровавое месиво. Бабы ревели в голос. Мужики держались, только курили и с надеждой поглядывали на начало улицы, ожидая «Скорую».
Баба Марта не отходила от парализованного, гладила седые волосы, что-то шептала и вытирала слезы и себе, и ему.

Её не очень любили на улице, а некоторые откровенно побаивались. Неразговорчивая, суровая, со своим особым суждением. Бывало, скажет что, как приговор вынесет. Судачили, что к Ивану Алексеевичу бегала после смерти его жены. Было ли, не было - кто его знает. А молва ходила.

Оперативные службы приехали на удивление быстро. Прибежали и родственники. Пока врач осматривал больного, милиция вызвала еще один наряд и в дом никого
не пускала. Риту, маму Светы, еле удерживали. Кричала и рвалась в дом.
- Света! Доченька! – так и стоял этот разрывающий душу стон в ушах соседей. Насильно сделали успокоительный укол. Посадили на лавку, гладили, утешали. А как утешишь? Она уже ничего не понимала. Только смотрела на всех умоляюще и беспомощно. И еще двоим стало плохо. Врачиха растерялась, то ли деда увозить, то ли с остальными возиться. На всякий случай приехала еще одна машина. Старика увезли. А милиция все колдовала в доме.

Вышел участковый и стал опрашивать. А что сказать-то? И рассказать особо нечего.
Следователь, в доме Фроловых обосновался. Допрашивал по очереди. Кто что видел? Кого за столом не было? Кто отлучался? Враждовал ли с кем Иван Алексеевич? Пожалуй, и все вопросы. Да! Еще один вопрос дотошный следак задавал:

– Кто, по вашему, это мог сделать?
– Из наших – никто! - возмущались свидетели. - Нет душегубов на нашей улице!
Вы Свету не знали! Это же любимица общая! Солнышко наше!

Дом, где произошло преступление, опечатали. До утра так никто глаз и не сомкнул. У тех, кто видел ужас этот, перед глазами Светланка стояла. Только что бегала со всеми, только что смех ее как серебряный колокольчик звенел - и нет. И не будет больше. Увезли.

Милиция по огородам походила, собак подразнила, да уехала. Разошлись под утро. Молча. Хмуро. Без слов. Столы и все, что на них было, на радость котам, так на улице и осталось.

Хоронили Светлану и Ивана Алексеевича вместе в один день. Старик умер на следующее утро. Матери на похоронах не было. В больнице лежала. Сказывали - в психиатрической.

Не сговариваясь, на похороны все пошли: и старые, и малые. Гул стоял на всю
улицу и на все кладбище. Рвал душу, похоронным маршем, военный оркестр Дома Офицеров. И мужики плакали, и бабы, и сверстники девочки. Никого так никогда ещё не хоронили. Родственники, школа и вся улица Пионерская. Седой как лунь, Иван Алексеевич, лежал в гробу помолодевшим. Морщины разгладились. И Света рядом, в маленьком. С бантами… Как ангел, с редкими светлыми волосиками и прозрачно-восковым личиком. Венками все кругом укрыли. На могилках не умещались.

Вернулись домой все вместе в одном автобусе. Решили тут же столы накрыть и помянуть. Родственникам не до того было. И они это понимали.

Вернулись, а возле Болтовых два милицейских УАЗика стоят. Они – туда, а не пускают! Участковый шепнул, что Вовку Болтова берут. Вроде как он убийца.
Вовка? Болтов? Да ну?! Не может быть! А тут из сарая китель в дом пронесли.
Толпа ахнула:
– Ивана Алексеевича китель!
– Ах, ты сучонок! - И толпа калитку снесла. Ох, страшные они были в гневе! Порвали бы его, на части порвали! Что-то звериное из народа наружу полезло. На помощь участковому, прапорщик со двора прибежал. Не удержать! На крыльцо с автоматом еще кто-то выскочил и долго не думая дал короткую очередь в воздух. Отступили. Майор к людям вышел, старался толпу перекричать. Доказывал, что не дело – самосуд. По закону будем! Остыли немного. А тут и подмога приехала. Оттеснили соседей еще дальше крепкие хлопцы в масках и вывели задержанного. В наручниках и под защитой двух амбалов. Камни полетели. Народ опять в крике зашелся. А Вовку - головой в землю и бегом к машине.
Мать из дома вылетела.
- Это не он! – кричала надрывно - Подставили!
nomados вне форума   Ответить с цитированием
Старый 05.12.2017, 14:33 #22
Участник Форума
 
Аватар для nomados
 
Регистрация: 17.10.2017
Адрес: Ростовская область
Сообщений: 369
Репутация: 237382
По умолчанию

Вовка Болтов с детства был недоразумением местным. Без отца рос. Озлобленный завсегда. Толком с ним никто не дружил. Где Вовка – там и ссора. На пустом месте драку затевал. Первый раз в милицию попал в девять лет. Залез с друзьями в «Детский мир». Наелись конфет и заснули на прилавке, а утром их тепленькими и застукали. Потом два раза ларьки грабил. Мать по улице ходила, подписи собирала, чтобы на поруки взять. И деньги занимала, чтобы отмазать. У Ивана Алексеевича пять тысяч взяла, да и другие давали, кто сколько мог. Без надежды на отдачу. Жалели её. А что? Бьется на двух работах, чтобы у сына все не хуже, чем у других было. Только баба Марта не подписала и денег не дала. Что она там Болтовой сказала, никто не знает. Только выскочила та от нее, злая, да с матюками.

А год назад, когда ему уже семнадцать исполнилось, задержали за изнасилование. На районе, после танцев девчонку в кусты затащил. Говорят, что и сама она не промах была. Ну кто правду скажет? И тут мать на защиту кинулась. Сговорилась с семьей жертвы, быстро дом родительский продала, стариков - к себе, и откупилась. Заявление потерпевшая забрала.

Вовка притих, на работу устроился. Правда, сказал кому-то, мол, ментам нужно
было галочку поставить, вот они крайнего и нашли.

Поверить, что эту бойню со Светланой Вовка сотворил, было невозможно. Не укладывалось у людей в голове! Ведь они все только добра ему желали. Кто конфету сунет, кто яблок вынесет, кто на обед пригласит, пока мать на работе. Со школы выгнали. Мишка Панин на работу взял. Да только недолго он там и продержался. «Болгарку» украл. Панин с начальством договорился, по собственному желанию уволили и дело не завели.
Пока следствие шло, Болтова чернее ночи ходила. Глаз от земли не отрывала и с соседями не общалась.

Был суд. Привозили его под усиленным конвоем: боялись, что народ отобьет. У кого нервы покрепче – ходили на заседания, остальным рассказывали.
Пока гуляли на Дне Улицы все вместе, да на виду, залез он в дом к Ивану Алексеевичу. Деньги искал, взял китель парадный, ордена некогда было отцеплять, да кортик наградной. Тут на беду свою и Света зашла. Он ее кортиком этим двадцать три раза и ударил. Огородами домой ушел. Спрятал все в сарае и за стол вернулся. Рубашку только окровавленную, да брюки поменял. Никто и не увидел, и не заметил, что отлучался. Болтова потом, вещи в печке сожгла.

Адвокат на трудное детство давил, да на мать-одиночку. Не внял адвокату суд , приговорил к двенадцати годам строгого режима. Когда приговор зачитывали, Вовка глаз не поднимал, а если и смотрел куда, то кроме страха и пустоты, ничего во взгляде и не было.

После бесполезной апелляции Болтова за три месяца дом продала. И съехала с родителями куда-то. Когда вещи грузили, никто из соседей не вышел помочь. Как вымерла улица!

Больше во вторую субботу сентября не собирались. Слишком черный день получался. Тихо было на Пионерской. Только собаки гавкали, когда родственники по домам ходили с булками, да конфетами, и просили помянуть усопших – Ивана Алексеевича, да Светланку, невинноубиенную.

Первые годы после трагедии и день Победы не радовал. Всё сосед перед глазами стоял. При параде, да при цветах и кортике. И Света рядом с большущими белоснежными бантами.

Собрались случайно как-то вечерком на лавочке и опять все вспомнили. И Свету, которая бывало нет-нет, да и выдаст:
– Улыбнитесь! Ведь солнышко светит!
И улыбались, и на сердце теплее становилось!
Поднялась бабка Марта на середине разговора, с трудом поднялась, сдала сильно и прервала беседу, как отрезала:
– Не делай добра, не получишь и зла!
И ушла, не прощаясь. Разговор сам собой и угас. Толком так и не начавшись…
nomados вне форума   Ответить с цитированием
Старый 06.12.2017, 15:00 #23
Участник Форума
 
Аватар для crazypetz
 
Регистрация: 09.07.2016
Адрес: Москва
Сообщений: 1,062
Репутация: 377995
По умолчанию

Душераздирание...
А знаете, что бы я сделала? Пошла бы по соседям и объяснила, что день улицы, если уж он сложился и стал традицией, это не только праздник. На улице всякое за долгую жизнь бывает. День улицы, это в первую очередь единение. Память вместе живет дольше, горе вместе легче переносится, радость вместе радостнее. А то что же получается, одна гнида выбила из седла целую улицу? И теперь что, другого мальчонку из неполной семьи не угостим конфеткой, не позовем пообедать?...
__________________
Самые главные на свете вещи - это не вещи
crazypetz вне форума   Ответить с цитированием
Старый 06.12.2017, 16:06 #24
Участник Форума
 
Аватар для nomados
 
Регистрация: 17.10.2017
Адрес: Ростовская область
Сообщений: 369
Репутация: 237382
По умолчанию

crazypetz, Позовем! Угостим! Но возможно это не добро, а просто знак внимания? По-соседски? А насчет Дня улицы возможно вы и правы.
Но не во вторую субботу сентября...
P.S. Вспомнился фильм с А. Райкиным «Мы с вами где-то встречались». Там есть эпизод где сосед-доброхот защищает малолетнего хулигана, фамильярничает, а потом, когда тот подрос, орет и взывает к общественности.
nomados вне форума   Ответить с цитированием
Старый 06.12.2017, 16:17 #25
Участник Форума
 
Аватар для crazypetz
 
Регистрация: 09.07.2016
Адрес: Москва
Сообщений: 1,062
Репутация: 377995
По умолчанию

Ой, ну не будем философствовать о вселенском добре и зле. Бесперспективно.
__________________
Самые главные на свете вещи - это не вещи
crazypetz вне форума   Ответить с цитированием
Старый 08.12.2017, 16:43 #26
Участник Форума
 
Аватар для nomados
 
Регистрация: 17.10.2017
Адрес: Ростовская область
Сообщений: 369
Репутация: 237382
По умолчанию

- Не, не…. не!
- Моня! Разве это жизнь?
- Это слезы, Моня!
- Жизнь осталась там в России!

- Я был директором комиссионного магазина! Шо такое директор магазина? По местным понятиям – это лавочник! Хозяин вшивого секонд-хенда! А хто был я? Я был Бог, ну или, как минимум, его заместитель!

- Да не туда смотри, куда я толкаю! Смотри на Савика! Шнурки завязывает, видишь? Да он их уже третий день завязывает! Што-што! Ты дальше смотри! Делает вид, что завязывает, а сам бычки собирает! Клара борется с курением. Доступными способами борется. Лишила его карманных денег! И теперь это его гешефт.

- Шлемазл! Идиёт! Возьми у Бори партию Ролексов. Впаривай туристам и кури сигары! А Клара пусть удавится!

- Измельчал народ! Испортили нацию американцы!
- Моня! Ты вспомни нас в России! Ты видел еврея собирающего бычки? И я не видел!
- Сталевара – еврея видел! А нищего не видел! Убей меня Бог, Моня! Не видел!

- Посмотри навстречу! Как тебе? Шо ты смотришь на меня, не помню как! Мозги ты Моня оставил в России. Мозги, а не картины! Ты тоже идиёт Моня! Ты оставил им самое дорогое – свои мозги! Я тебе показываю эту вывеску.
«Книги на английском»!
Хорошо, шо не дожила моя мама! И это они называют бизнесом! Моня! Где мы, а где Англия!? Кто здесь будет покупать книги на английском? Тетя Песя? Когда меня, не дай Бог, спрашивают здесь, на Брайтоне, на английском – я плюю им под ноги!

- Ой Моня! Мине кажется, шо они хотят нас извести! Поменять наш генофонд! Мы уже тихо-тихо начинаем отмечать Рождество! Ребе на полном серьезе сказал, шо можно капельку уменьшить время между мясным и молочным. Я спросил – Шо значит капельку? Увильнул от ответа в сторону. Как тебе это нравится? Шо, Тора тоже стала американизироваться?

- Вчера видел ортодокса возле Мишиного кафе. Я подумал, шо он уже умер! Я таки подошел проверить. Он смотрел через витрину, как гой ел бургер и запивал его молоком! Ты на минуточку представь шо сделалось с этим человеком! Я его почти понимаю. Люся берет бургер, потом наливает молоко и опять берется за мясное!
- Кто моет руки? Я тебя умоляю! Ты хоть раз видел шо бы официантка Люся мыла руки? То-то же! И я не видел!

- Все меняется Моня! Все!
- В угоду мистеру доллару!

- И Вам здравствуйте Роза Иосифовна!
- Как дела у Фимы?
- Аз ох-н-вей!
- У всех аз ох-н-вей!
- Ничего нового!
- Как жить, Моня? Как жить?
- Не все же могут быть Цукербергами!
- Хотя люди говорят, что он порядочный шлемазл!
- А я таки привык людям чуточку верить.

- А шо из нас тут делают дураков и ставят опыты я понял давно. Еще тогда, когда Беня вывесил эту идиётскую вывеску. А вот и она! Читай и провались от стыда назад в Россию!

"Над землей, над тучами
Я летал по свету
Лучше Golden ключика
Магазина нету!!!"

- Моня! Тут не надо учиться! Тут надо слагать эти гастрономические поэмы и у тебя будет нос в шоколаде!

- Мы же не думали про мани! Мы ходили в школу, хотели выбиться в люди! А мани, они пришли потом. Сами! Надо было только приоткрыть дверь и не забыть поделиться с нужными людьми.

- Мир перевернулся Моня! Или мы перевернулись? Сам отвечу – таки да! Возьми глобус и посмотри – где Россия и где мы!
- Точно перевернулись!
- Зайд гезунд, Моня! До завтра!
nomados вне форума   Ответить с цитированием
Старый 10.12.2017, 16:32 #27
Участник Форума
 
Аватар для nomados
 
Регистрация: 17.10.2017
Адрес: Ростовская область
Сообщений: 369
Репутация: 237382
По умолчанию

"Пивная Кружка" продолжение или воскрешение... Начало на первой странице.

…сам граф Толстой многое бы отдал, чтобы полистать, почитать, заглянуть в эту устную книгу жизни.

Когда становилось уж совсем тоскливо, обитатели чердака делились воспоминаниями. Одноглазый и ободранный, плюшевый Мишка, с торчавшей из боков серой ватой, жаловался на внучку хозяйки, и в сто первый раз рассказывал, как лишился глаза. Парафиновой почти целой Свечке, невесть как оказавшейся на чердаке, сказать было нечего, и она просто и по-женски протяжно вздыхала.

Наибольший интерес вызывали похождения старого, ещё с резной звездой на пряжке, офицерского Ремня. Хозяин его - был тот ещё «вояка». И Ремень, кроме жрачки и походов по женским кроватям, ничего толком то и не видал. Честно сказать, и рассказчиком был никудышным.
А Кружка? Кружка в основном молчала. Иногда поддакивала для приличия, чтобы уж совсем не отдаляться от коллектива.

В один из вечеров, запинаясь на каждом слове из-за надорванной кожи, Ремень бубнил притихшим слушателям про Зоечку с неизменными папильотками в волосах…,
и буквально на середине предложения, когда в её квартирке уже заиграла
«Рио-Рита»…, неожиданно для всех заговорила Она. Кружка! Это было так непривычно, что на чердаке воцарилась недоумённая и мёртвая тишина. Не возмущался даже рассказчик, которого так нетактично и не вовремя оборвали,
как ему казалось, на самом интересном.

- В тот вечер уголовка Железнодорожного района – без всяких предисловий, начала она свой рассказ, - отмечала день рождения начальника. Иван Михайловича уважали. Человек он был суровым, но справедливым. Местные авторитеты, здесь же, в пивной, за «большим» стаканом – хоть и нехотя, но это признавали. А шпана? Шпана боялась. Боялась, как огня, его и его пудовых кулаков. Мужчина он был крупный. Квадратные скулы, волосы бобриком и кустистые брови, из-под которых он угрюмо смотрел на задержанных, действовало магически. И «петь» многие начинали раньше, чем успевали понюхать его кулака...

- А т-ты откуда з-зна.. з-зна.. знаешь? – заикаясь, и не скрывая обиды,
а может зависти, спросил Ремень.
На него тут же зашикали. Кружка подождала, пока угомонятся, и продолжила:

- Перед самым закрытием, в помещение зашли восемь мужчин. Заведующий пивной, чалтырский армянин, дядя Жора, вытолкал последнего посетителя, закрыл дверь
на ключ, перевернул лицом на улицу две таблички с надписями «Закрыто» и
«Пива нет» и, постоянно оглядываясь и суетясь сверх меры, провёл гостей в подсобку, которая была вылизана тётей Машей по этому случаю до почти идеального состояния. Стол был накрыт загодя.
Гости расселись. Дядя Жора о чем-то пошептался с Иван Михайловичем, подвинул
к нему ключ от задней двери и боком-боком растворился на задворках. Самый младший среди них, юркий, с белесыми волосами и оттопыренными ушами, единственный в форме, летёха осмотрел помещения на предмет посторонних, подёргал двери и вернулся уже с десятком бутылок холодного и редкого в наших краях, чешского пива «Золотой фазан»,которое для дорогих гостей припрятал хитрован - дядя Жора.

Тосты витиеватостью не отличались, но были искренними, и чувствовалось, что коллектив ценит, и дорожит именинником. Уже пустили по кругу третью «белоголовку». Мужчины оттаяли. Субординация начала прихрамывать, но на это в узком кругу своих, уже никто внимания не обращал. Как бывает в служебных застольях, разговоры крутились вокруг да около работы. Я не слишком и вникала – ни к чему мне это.

Иван Михайлович вполголоса обсуждал с соседом слева, предстоящую медкомиссию. Уже и анекдоты за столом в ход пошли . И тут душевную атмосферу нарушил, спекшийся раньше всех лейтенант.
Пьяно и заискивающе улыбаясь спросил, как потом оказалось – совсем некстати:

- Иван Михайлович! А чё вы до сих пор не женились?

Кто-то в бок его пихнул, но было поздно. Вопрос вылетел и повис, как раз над облаком сизого табачного дыма над столом.
С ответом он не спешил. Оглядел всех, уж как-то совсем растерянно. Достал беломорину, привычно сжал бока бумажному мундштуку, прикурил от протянутой кем-то спички. И заговорил глухо, как будто охрип за секунду.

- А я был женат, Витя! С Оленькой мы сразу после армии расписались. Меня в сорок восьмом призвали. Дождалась меня. Свадьбы, как сейчас гуляют, у нас не было. Пошли да и узаконили государством отношения. На Табачке вместе работали. Я в набивочном цехе, а она в соседнем - листья потрошила.
А тут узнаю, что Яшка, брат мой меньший, ему как раз семнадцать на неделе исполнилось – с непростой компанией связался. Вы же знаете, что за народец был на Нахаловке - Молдаванке не уступали.
И надумали они «Культтовары» подломить. Туда накануне как раз партию приёмников завезли.
А я услышал ненароком, и не пустил его. Он в крик, и за нож. Ну, я его и отмудохал. Даже связывать не стал. Сильно избил. И аккурат в эту ночь шпану
в магазине и повязали. Или информатор в банде был, или случайно патруль рядом оказался – этого я так и не узнал. А раз Яшка не пришёл – значит что?
Он и стуканул. Так получается. Яшка смекнул это. Отлежался, и в бега. Матери уже из Петрозаводска письма писал. Там и в армию призвали. Нормально всё. Человеком стал. Если бы я его тогда не остановил… ну сами знаете как дальше бывает… А со мной… со мной он с тех пор и не общался.
Даже когда на похороны матери приезжал, и тогда руки не подал. Да, и Бог с ним! Не о том речь.

Обычно немногословный и замкнутый Иван Михайлович, от излишне выпитого,
или от нахлынувших воспоминаний, был откровенен как никогда:

- Уже пару месяцев прошло, с того случая, и в этот день… двадцать пятого декабря, меня на работе задержали. Линия сломалась. А Оленька одна домой пошла. После смены.
Часов в восемь меня на проходную вызывают. Что случилось? Бегу. А там сосед Колька:
– Ваня! Оленьку убили!
Какой там пропуск! Кто меня удержит? Я им турникет снёс и раздетый, бегом туда. А у соседнего двора милиция. И «Скорая» уже отъезжает, за угол сворачивает…
Да…
В общем, её струной гитарной в подворотне придушили. И не взяли ничего. Да
и брать то нечего было, кроме часиков, которые на первую годовщину свадьбы
ей подарил.

Иван Михайлович замолчал, провёл, как закрываясь от всех, ладонью по глазам… Кто-то догадался стопку наполнить. Он её опрокинул, прикурил папироску, и дальше рассказывает:

- Я сразу догадался откуда ветер дует. Меня бывшие Яшкины дружки трогать побоялись. Я ведь ненароком и пришибить мог. А вот на Оленьке, за цугундер для корешей, отыгрались. По самому больному ударили. Январь я еще доработал, и в милицию – заявление писать. Вот с тех пор мразь эту и ловлю. Но убийцу так и не нашли.
Только через несколько лет мне «Дело» показали. Струна – орудие убийства, с намёком была. Даже этикетку не оторвали – «Культторг». Продавцов из этого магазина опрашивали, кто струны покупал? Тетка какая-то… Вот и все.
А Оленька под сердцем уже нашего сына носила. Так что не могу я их предать и жениться. Да и легче так. Не ждет никто, не волнуется, и по рукам не связывает.

Праздник не успев дойти до пика, как-то смялся и грустно скукожился. Мужики сидели мрачные, а Иван Михайлович схватил меня, сдавил так, что думала не выживу. Одним махом осушил, и вроде как в туалет вышел.

На Витю тут же набросились, не забывая на дверь поглядывать.
- Угомонитесь! Сами виноваты, что не предупредили, - заступился за парня пожилой мужчина с изуродованными ушами и короткой бычьей шеей.
- Давайте лучше за здоровье Михалыча выпьем. Сколько у него пулевых Васильич? Три?
- Четыре… И ножевое… Врачи говорили, если бы не его здоровье, то и…

Вернулся Иван Михайлович, трезвый, как и не пил:

- Ну все парни! Погуляли и будет! Завтра чтобы без опозданий – и, махнул рукой, как бы поясняя жестом, – все на выход!

- Хотя.. Давайте ещё раз помянем ребят наших. Не чокаясь… Гришу Медунова, Серегу Коломийцева, Андрея Панченко, Володю Самургашева…
Офицеры, не сговариваясь, как по команде встали.
- Христю Багаджияна – подсказал кто-то.
- Христю Багаджияна – вторил Иван Михайлович.
- И Оленьку – тихо-тихо из своего угла прошептал шмыгающий носом лейтенант Витя.
- И Оленьку…

На чердаке стало слышно, как перебирает лапками сверчок на второй от слухового окна балке. И никто не решался нарушить наступившую тишину. Кто-то думал про Оленьку, а кто-то о смелом и глубоко несчастном начальнике уголовного розыска.

А потом через всхлипывания , уже не пытаясь сдерживаться, заголосила Свечка:

- Иван Михайловича жалко! А я.. А я сгорю молодой, как Оленька!

Немного успокоившись и пошушукавшись с соседями, уже от лица коллектива обратилась к рассказчице:

- Кружечка-Душечка! А ты нам завтра ещё что-нибудь расскажешь?
- Расскажу, – без всякого жеманства, пообещала Кружка, – куда от вас денешься.
На наш век историй хватит…

Когда тётя Маша померла, внук выгреб всё с чердака и свёз на свалку. И Свечку, и одноглазого Мишку, и Ремень затаившийся в тряпье, и расколотую Кружку…
nomados вне форума   Ответить с цитированием
Старый 14.12.2017, 17:26 #28
Участник Форума
 
Аватар для nomados
 
Регистрация: 17.10.2017
Адрес: Ростовская область
Сообщений: 369
Репутация: 237382
По умолчанию Рассказы старого матраса

Ну что ты ноешь: «У-у-у-у, да у-у-у-у!» - Господи! Хоть бы мявкнуть попробовал! Мало того, что с потолка капает, так еще и твои слёзы.
Я уже мокрый весь! Что ты за дуралей!
Почему из миллиона котов – один единственный аутист мне достался? За что? За какие грехи?

– Хозяйка!!! Хозяяяяйка!!!
Не слышит…

Два года назад я нашествие вьетнамцев пережил. Похлеще монголо-татар, прости Господи! Как начнут селедку жарить – святых выноси. Сдала им хозяйка дом на зиму. Куртки шили. Так-то они тихие. Одно - машинки стрекочут. Скучно с ними было. Говорят не по-нашему. Не по-людски. Слова короткие, как огрызаются.
Пообвыкли, осмелели немного. По воскресеньям складывались и Любку приглашали с соседней улицы. Глыбоподобную крашенную блондинку, лет сорока. Самогонки ей нальют – она и счастлива. Королевой себя чувствовала! А ухажеры ейные сидят и своими птичьими задами на мне елозят. И глаза с груди ее пышной не сводят. Улыбаются! Она понимает, что им нужно, хохочет, заливается. Напоят ее. За грудь, с арбуз размером, лапками своими сухонькими хватают, а обхватить не могут. И поскуливают от счастья, как будто летчика американского в плен взяли. На третьем клиенте и ее разбирать начинает! Последнего в очереди прихватит за ягодицы ручищами, притянет к себе в волнении любовном и шепчет с придыханием на всю хату:

– Косоглазенький, женись на мне! - А сама дышит часто-часто, как паровоз на подъеме!

Не-е-е! Лучше уж вьетнамцы с Любкой, чем бомж прошлогодний. Серафима приболела и к племяннице на зиму переехала. А он сюда залез. И спать на мне присоседился.
Грязный, вонючий. Чесался постоянно. Через него и ко мне перелезли то ли блохи, то ли клопы! Вся прошлая жизнь мёдом показалась. Изнемог так, что только и молил:

– Сожгите меня! Сожгите! Нету сил терпеть!

И спалила бы Серафима, если бы не соседка. Какой-то порошок принесла, водой разбавила и облили. Так и выжил! Ты и горя не видел в своей жизни! И никогда не поймешь мук моих, когда внутри тебя сутками кто-то ползает. Так ползает, что вся вата зудит и дыбом становится!

А как все хорошо начиналось! Счастливые супруги еще до войны меня купили!
Магазин открылся «Новый быт». Вот там я их и дожидался. С обновкой домой шли. Радостные! Дождик начался. Меня развернули и на головах несли. А подо мной дочка хозяйская топала, как под зонтиком. Я гордый такой плыву, колыхаюсь!
Симпатишный в молодости был – в полосочку. Точно тебе говорю!

Костюм в полосочку,
Да кожаны ботиночки.
Зажгли в душе твоей
Пылающий костер!

Хорошо жили. Душа в душу! Муж с работы придёт, руки вымоет и давай с дочкой баловаться. Катаются на кровати, визжат. А мне-то что! Ну - бока примяли. А весело! Не чужой, как ни крути!

Медовый месяц я пропустил, но сыночка на мне накувыркали. Это факт!
Хороший получился сынок, тихий. Не крикун какой-нибудь. Энурезом только страдал. Намаялся я. Ночью - сухой, а под утро, когда к родителям прибежит, - мокрый. А я потом на веревках полдня сохну. И опять все снова. Так что и обоссаный я, и раненый.

Во время войны в погребе прятались. Как бомбить начинают, хозяйка мной как щитом укрывалась, детей в охапку и в погреб. Я-то сразу понял, что раненый. А она два дня еще ворочалась, пока осколок нащупала. Выдернула, да дырку зашила. Хранила как память, а потом задевался куда-то. Этих осколков в огороде тьма-тьмущая была! Крупные повыдергали, а мелкие так и проросли в земле.
А второй раз, когда НКВД хозяина арестовывал. Вспорол ножом меня ретивый сержант, как свинье живот. Покопался во внутренностях и разочарованный отбросил, как чуждый элемент.

Лежим, плачем с ней, с хозяйкой. Она за мужа убивается, а я за живот. Вата, как кишки, повылазила. Зрелище, я скажу, не из приятных. От того обыска отметина в виде длинной латки осталась. Вот на отметину эту, память мою, ты сопли свои и пускаешь.

Добрая хозяйка у нас. Ох, добрая!
Столько горя повидала, а доброту не расплескала.
О, как, стихами заговорил! Это я к тому, что утопить тебя сразу надо было! Мучаешь всех! И себя тоже! Ну где это видано: кот - аутист!
И слово-то какое важное, иностранное! А самостоятельно даже пожрать не можешь. Мордой в миску тыкать нужно.

Любил я деток хозяйских. Мать песни им пела, да сказки рассказывала.
Как-то принесла синичку. Замерзла бедная и упала. Отогрели ее, подкормили. А весной всем семейством на волю выпускали. Праздник весны устроили по этому поводу. Пока отец домик для нее на дереве сооружал, Серафима печенек напекла, да не простых, а фигуристых - в виде птичек. Детям на радость!

Это я к тому, что родители отзывчивые, с теплотой, и в детях души не чаяли. И детки послушными и ласковыми росли.
Маринка бывало принесет с улицы чурбачки. Завернет в лоскутки. Вот и куклы. Рассадит на кровати и поет колыбельные. Пока сама не заснет. Братишка под боком. И мне приятно, тепло, и молоком от них пахнет. Сопят в четыре дырочки. Сладко, сладко!
nomados вне форума   Ответить с цитированием
Старый 14.12.2017, 17:27 #29
Участник Форума
 
Аватар для nomados
 
Регистрация: 17.10.2017
Адрес: Ростовская область
Сообщений: 369
Репутация: 237382
По умолчанию

А потом война проклятая все перечеркнула.
Иван Николаевич на третий день добровольцем ушел.И счастье семейное потихоньку под откос покатилось.

Первый раз, когда фашисты город взяли, еще терпимо было. И подработка у матери случалась, и строгостей таких не знали. Плохо, тяжело, но прожить можно было.

А потом, немец второй раз в город зашел. Уже другой - в черных мундирах. Лютый. Прямо на улицах людей хватали. Народ напуганный, лишний раз старался фашистам на глаза не попадать.
А молодежь в Германию угоняли, не все и назад вернулись.

Голод не тётка. Детей кормить надо. В воскресенье пришлось на рынок идти. Маринку как помощницу взяла. Андрейку не хотела брать, как чувствовало сердце.
А он разревелся: «Возьми, да возьми! Боюсь один оставаться!» Хоть плач! Пошли втроем. Серафима бабушкины сережки хотела на продукты сменять.
Сторговались с женщиной из деревни. За картошку сторговалась. Порядочная женщина оказалась, честная. Довольные остались. А тут облава. Эсесовцы. Овчарки. Стали людей к машинам теснить. Если бы не картошка, и детвора, ушла бы Серафима, дворами ушла. Из кольца вырвались, а дальше не смогли - очередь автоматная. Шальной пулей Андрейку и зацепило. Картошка по улице рассыпалась. Бросила ее. Не до неё. С сыном на руках и девятилетней дочкой в подворотню влетела. Забились в пустой сарай угольный. Там оставшийся день, да ночь и просидели. Андрейка остыл уже, а она так руки и не разжала. И Маринка тихо сидела. Боялись шелохнуться.

Утром, как комендантский час закончился, домой добрались. На меня она сыночка положила бережно. Кровь уже засохла вся. Не красная, а чёрная почти и на пальтишке Андрейкином, и на руках у матери. Лежит, а тепла не чувствую, холод один, и молоком не пахнет.

Я Серафиму не узнал. Старуха чужая в дом ввалилась. Платок сполз, а из-под него космы седые торчат. Руки разогнуть не может! Прорвало их. Вцепились друг в друга и ревут. Дочка мать обнимает, а та локтями головку её прижала к себе и рыдает, аж заходится.
Ой, горе, горе! Не дай Бог!

Не успела сыночка схоронить, другая напасть – Маринка свалилась. Или тиф, или воспаление легких после зимней ночи в сарае. Горит вся! Мечется! А дыхание, как меха у старой гармошки. Один хрип.
Бегала Серафима в госпиталь, пенициллин просила, умоляла, на коленях стояла, себя предлагала. Да кому старуха нужна? Посмеялись только. А старухе этой, еще и тридцати не было…
За неделю дитё сгорело.

Больше голосов до конца войны я в доме и не слышал: ни слов, ни смеха.
С работы вернется, воды холодной из чайника нальет, хлеба отломит, жует, как по необходимости, и в одну точку смотрит. Дом запустила, и себя. Только после Победы прибралась и подобие уюта навела.

А тут и Иван Николаевич с войны вернулся. Живой и невредимый. Погоревали. Оградку детям справили, да фотки какие были Маринки да Андрейки увеличили и на стенку повесили. Но любви той довоенной меж ними уже не было никогда. Пытались ребеночка завести, да не вышло - перегорело что-то внутри у матери.

А тут арест этот, как обухом по голове. Пришла беда – отворяй ворота.
Иван Николаевич водителем работал. Предложили подкалымить. Перевез с базы одной продукты на вокзал, а жулики по фальшивой накладной те продукты получили и его, как барана, подставили.
Шесть лет припаяли, могли и больше дать, да учел суд заслуги фронтовика.
Серафима только-только в себя приходить стала, и на тебе – новое горе!
Опять мы одни остались.

Вернулся муж из сталинских лагерей в пятьдесят втором. И не муж, а полумуж. Ноги ему на лесоповале придавило. Отрезали под корень, не пожалели. Я не узнал его. Как будто не только ноги, но и душу обкарнали. Плакал часто. Забьется в угол и плачет. А она помочь ему ничем не может, а жалость он на дух не переносил.
Выпивать стал. Только хозяйка за порог, и он следом. На тележку свою шасть и покатился, но только в другую сторону, на базар. А оттуда его уже пьяного в дымину приносили. Иногда к нему дружок фронтовой заходил с баяном. Самогонку хлещут и песни пьяные орут. Вот тогда и прожгли меня папироской. Я уже дымиться начал, когда Серафима с работы приползла. Посмотрела на все это безобразие и вышла молча. Думал все – кранты! Подопрет дверь и спалит к чертовой матери. Нет! Вернулась с ведром воды. И окатила и певунов этих, и меня.

Стала запирать его после этого. Поорал-поорал, да и нашел себе занятие. Не мог без дела сидеть. Новую профессию освоил – тапочки шил. А Серафима по воскресеньям на рынке продавала. Придет уставшая, продукты на стол выложит, да бутылку водки. Вот и радость вся! Подвинет его поближе к столу и пьют молча.
А в глазах тоска такая, что и мне видно. Пьют, пьют, а потом Иван Николаевич, начинает пургу нести:

«И мать, перемать, и шалава ты, Серафима, и детей не уберегла».

А она слушает-слушает, а потом беззвучно так, без замаха, как даст ему оплеуху. Он с табуретки долой. Присмиреет. Оттащит к кровати, взгромоздит на меня, свяжет, а сама идет посуду мыть. Вот так и жили.

Если бы не тапочки - спился. Проснется и с четырех утра в своем закутке уже тачает. Сгорбленный постоянно, видеть хуже стал, озлобился еще больше, в себя ушел. Почти не общались они.
«Да! Нет!» - вот и весь разговор. Деньги собрали и хороший памятник детям поставили и оградку новую.

А шалавой он Серафиму зря называл. Не было такого! Я бы видел. Не до того ей было. Не могла себе простить детей загубленных – это да. Но не виновата! Так жизнь сложилась.
Похоронила Ивана Николаевича в шестьдесят первом. И без малого сорок лет одна.

Детишки к ней льнули. Каждую субботу пироги пекла и другую сдобу. Соберет малышню, чаю нальет и потчует. Запах душевный стоит, и тепло как-то и уютно сразу становится. Даже я замечал. Пока они хихикают и веселятся, одному пострелёнышу пуговку пришьет, другому заплатку поставит. Обсушит, если в непогоду, носы вытрет и только тогда со двора выпустит.

А уже позже, стала животину приваживать. Вот такую, как ты, забулдыжную. Наварит супа из отходов рыбных и во двор по мискам разливать. А они уже ждут кормилицу свою. Кто-то в религию ударился, а кто-то кошечек и собачек теплом и добротой своей пригревал, как божью тварь.

Слышишь, аутист, шкрябается кто-то на крыше.
Мать честная! Неужели старая, полезла снег чистить? Ненароком сверзнется оттуда и костей не соберем. Прямо в сугробе до весны и пролежит. А мне что – остатки твои бренные до конца жизни нюхать?

Лучше бы сожгли меня, как Коперника, чем так мучиться.
Слезла, кажись! Восемьдесят пять как-никак, а крепкая. Кто бы сказал, что она столько протянет – ни за что бы не поверил. Видать за судьбу ее страшную и жизнь несломленную годков намеряли.
Ты ей по гроб обязан, ипохондрик.
Помрет: так ты, недоразумение природы, и недели не протянешь.
О! Кормить тебя пришла.
Хоть на время с меня сползешь! Весь бок отлежал!
nomados вне форума   Ответить с цитированием
Старый 21.12.2017, 17:29 #30
Участник Форума
 
Аватар для nomados
 
Регистрация: 17.10.2017
Адрес: Ростовская область
Сообщений: 369
Репутация: 237382
По умолчанию Звезда Востока

Легкое. Фейсбучное. Не судите строго!

Генка Сомов по пути с работы, заскочил в ларек. Лариска знала его пристрастия, как дважды два. Бухнула на засиженный мухами прилавок полторашку «Жигулевского», чипсы со вкусом бекона и пакетик с кириешками. Взяла замусоленную тетрадь, ногтем с траурным ободком, нашла Генкину фамилию и аккуратно вписала новую цифру.
До получки было еще три дня и черный список должников, в ларьке села Апатьево, больше напоминал гроссбух, чем обычную школьную тетрадь в клеточку.

Мать в конце огорода поливала помидоры. Бочком, бочком, чтобы не засекла, пробрался в дом.
Пока грузился компьютер, безуспешно пытался оттереть въевшийся мазут. Вошел. На экране высветилась аватарка мачо в шикарном прикиде, со скромным, но вызывающим пиетет именем - Константин Вышеславский. Образование – высшее. Сорбонна.
Быстро нашел фотку аппетитной рульки с бокалом пива и тут же сочинил статус:
«Сижу в Праге, в Вшебрачницкой Рыхте. Пльзенский Пивовар нынче не очень»
Комментарии не заставили себя ждать. Особенно изощрялась Звезда Востока.

- Костик! Привет из Доминиканы! Не издевайся! У меня сегодня разгрузочный день! Позволила себе только Касабе!

Генка отхлебнул теплого пива, зубами разорвал пакетик с сухарями и в поисковике тут же забил непонятное слово. Ага! Это особые лепешки, которые готовятся из жареных кусочков банана и корнеплода маниок.

Под скрежет разгрызаемых кириешек, спугнувших кота с подоконника, ответил:
- Терпеть не могу жареные бананы! И поставил смачный смайлик с кислой физиономией.

Прямо на глазах росло число лайков! Оп-па! Даже Семену Розенкранцу из Вашингтона понравилось!

Генка развалился на табуретке, вальяжно вскрыл упаковку чипсов и ждал продолжения.

А Клавка Зотеева с соседней улицы, в это время лихорадочно изучала на Яндексе, кухню Доминиканской республики. Быстро пробегала глазами по строчкам и изыскивала экзотические блюда, чтобы удивить мечту многих дефчонок – Константина Вышеславского.

Шелуха от семок уже нависала в опасной близости от клавиатуры, а достойный ответ так и не находился. «Звезда Востока» смахнула с подбородка шелуху и быстро застучала по клавишам.

- Пока! Пока! Мальчики пригласили на ночной диско-марафон на яхту! Чмоки-чмоки! Завтра расскажу!

Закрыла ноутбук и ушла в дальнюю посадку искать отвязавшуюся заразу - козу Зойку.

На следующий день Генка и Клавка столкнулись в раскомандировке. Обсудили виды на урожай, погоревшие огурцы и запойного Акимыча.

И ушли: каждый по своим делам. Один, ждать очередных опусов от «Звезды Востока» о ночной жизни Доминиканы, от обалденной девахи с тату на загорелом животике, а другая, о гламурной жизни в Европе, от выпускника Сорбонны…
nomados вне форума   Ответить с цитированием
Ответ


Здесь присутствуют: 1 (пользователей: 0 , гостей: 1)
 
Опции темы
Опции просмотра

Ваши права в разделе
Вы не можете создавать новые темы
Вы не можете отвечать в темах
Вы не можете прикреплять вложения
Вы не можете редактировать свои сообщения

BB коды Вкл.
Смайлы Вкл.
[IMG] код Вкл.
HTML код Выкл.

Быстрый переход


Текущее время: 14:43. Часовой пояс GMT +3.

Powered by vBulletin® Version 3.8.11
Copyright ©2000 - 2024, vBulletin Solutions, Inc. Перевод: zCarot Дизайн: DreamWebStyle
службы мониторинга серверов
vBulletin Optimisation provided by vB Optimise (Pro) - vBulletin Mods & Addons Copyright © 2024 DragonByte Technologies Ltd. ()