[Nerpa]

Родители моего мужа, были простыми, советскими инженерами, но любовь и знание литературы передавалось у них как бы по-наследству, из поколения в поколение. Когда они эмигрировали в начале 90х из Киева, там была оставлена одна из лучших домашних библиотек ...
хотелось бы привести здесь для примера некоторые из его лучших стихотворений... спасибо всем кто прочитает и оценит его творчество...
Ян Торчинский
* * *

Провода протянулись неровно и косо.
И с размаху летит тишина под колеса.

И проходит состав, голубой и зеленый.
В нетерпении толкают друг друга вагоны,

Будто к сроку хотят и, что смогут, не верят.
Я стою возле настежь распахнутой двери.

Ветер теплой волной налетает с разгона,
Словно хочет втолкнуть в середину вагона.

Он ложится на грудь и хватает за плечи.
А мне хочется выпрыгнуть ветру навстречу

В придорожный слой гравия, черный и тонкий,
И бежать с моим поездом наперегонки.

Чтобы вровень со мной отдувался устало
Паровоз, волочащий махину состава,

И сердито гудел, уходя от погони:
- Ни за что не дого-о-о... Ни за что не догонишь!

Чтоб его обогнать перед самым вокзалом,
Где стоишь ты и ждешь, как ни в чем не бывало.

Ты не знаешь, что я пробежал полдороги,
Что о рельсы и шпалы разбил себе ноги,

И люблю тебя так, что терпения нету
Проваляться на полке, пока не приеду,

И смотреть на пейзажи, открывши окошко,
Мне хотелось быстрее, хотя бы немножко.

Потому и бежал полдороги к тебе я.
На минуту скорее, а все же скорее.

А пока - провода, уходящие косо.
А пока - тишина, что летит под колеса.

И вагоны, не верящие почeму-то,
Что успеют они в срок пройти по маршруту...

[Nerpa]

Ян Торчинский
*************
Благословляю я любовь свою,
И первую, и те, что остальные.
О, Боже мой, как часто вижу сны я,
Где их поодиночке узнаю.

Они имеют множество имен:
Наталья, Маргарита, Валентина –
Волшебницы и жрицы карантина,
В котором пребывать я обречен.

А может быть, все это наяву,
Ведь ночь всегда щедра на небылицы.
И коль они слетаются, как птицы,
То это означает: я живу!

И, значит, время прожито не зря,
Хоть мы с предельной строгостью судимы,
И болдинские осени и зимы
Я ведал, только им благодаря.

И радуги сверкали каждый раз,
Когда на перекрестиях дороги
Лукавые языческие боги
Сводили нас и разводили нас.

И отпускались наперед грехи,
Поскольку возникали без обмана
Пусть не всегда поэмы и романы,
Но все-таки рассказы и стихи.

И только той – у дальнего угла,
Она молчит, стесняется, боится,
А может, приготовилась молиться, –
Я говорю: «А ты зачем пришла?

Ты – листик моего черновика,
Где на поправке новая поправка,
Ты – не поэма, не глава, не главка,
И не строфа. И даже не строка!

Ты – только слово, то, что посреди
Небрежно перечеркнутой страницы,
Как отблеск кратковременной зарницы,
Которую потом полжизни жди!

Ты – эхо отзвучавших голосов,
Которые когда-то, как-то, где-то
Растаяли, оставшись без ответа,
И память, словно двери на засов.

Чтоб верить: не проникнет никогда
Пусть даже в щелку тонкую, как волос,
Мешающий дышать свободно голос,
Непрошеный,
как твой приход сюда.

А может, нужно этим дорожить,
Невиноватым по своей природе,
Как сердцем, что болит к плохой погоде,
А без него и вовсе не прожить.

Вот так годами, сам себе не мил,
Безмолвно, безнадежно и упрямо
Ты молишься, чтоб извинила мама,
Которой в детстве сдуру нагрубил.

Ты – мой горнист,
чтоб не проспать зарю
В уютной хате –
той, что вечно с краю.
Ты зря пришла, я снова повторяю,
Но и тебя, как всех благодарю!»

Прекрасные мои, спасибо вам
За то, что вы забыть себя не дали
И не забыли, коль из дальней дали
Являетесь порою по ночам.

За то, что многоцветье бытия
Несли в оттенках
глаз,
волос
и кожи,
За то, что друг на друга не похожи,
И с вами много жизней прожил я.

Еще за то, что вы давным-давно
Ушли, не осуждая и не плача.
А если мы совсем, совсем иначе
Расстались,
что ж, спасибо все равно.

Спасибо за добро и благодать.
За то, что беспокойными ночами
Я ощущаю крылья за плечами.
И ввысь лечу.
И мне легко летать.

[Nerpa]

Полнолуние
Ян Торчинский
Сегодня я тебе приснюсь.
И, отодвинувшись от мужа,
Ты будешь думать: «Почему же?»
И утешаться: «Ну и пусть…»

Не изменилось ничего.
Хоть примерещилось такое,
А если он моей рукою
Тебя коснулся — что с того…

Потом нахлынет суета.
И подчинясь ее приказу,
Ты обо всём забудешь сразу
Для повседневного труда.

Не будешь думать обо мне,
И все по-прежнему, не хуже.
А если в горле станет уже —
Оно бывает по весне.

А ночью, мужу нагрубя,
До лба натянешь одеяло,
Как будто что-то здесь стояло
И что-то видело тебя.

Скорей усни и не робей:
Сегодня так надежны шторы,
Они не впустят сон, который
Раз в год приходит, хоть убей.

Но я тебе не помогу,
Как на него найти управу:
Я чаще не имею права,
А реже просто не смогу.

[Nerpa]

Не дикие страсти Отелло...
Ян Торчинский
* * *

Не дикие страсти Отелло,
Не Ленского детский порыв,
А то, что навечно засело,
Всю душу разъев и разрыв.

И в смутном видении – дата,
Улыбка, движение, взор,
Что, может, случалось когда-то,
И то, что гнетет до сих пор.

Навязчивое наважденье:
Чужие слова и шаги,
Скользящее прикосновенье
Чужой искушенной руки.

И, вынырнув из подсознанья,
Сознанье дробит на клочки
Раздернутых молний шуршанье
И кнопок упрямых щелчки.

Пусть ложно, пусть псевдо и квази,
Но едко щемит по ночам.
А морок фантомных фантазий
Прогнать не под силу врачам.

Но тени без плоти и смысла
Кого испугают всерьез?
Недаром зловещие числа
Впечатал в плиту камнетес.

И то, что ушло в зазеркалье,
Вернуться назад не должно,
Ну, разве что бликом печали,
Дождинкой, влетевшей в окно,

Морзянкой мороза по коже,
Пушинкой, парящей кружа…
Но все же,
но все же,
но все же
Нелепо томится душа.

Тоска неизбывной утраты.
В бездонную пропасть прыжок.
И адский огонь, что когда-то
Ты сам под собою разжег.

[Nerpa]

Никто из нас не виноват...
Ян Торчинский
* * *

Никто из нас не виноват,
Никто из нас.
А на прощанье — только взгляд
Спокойных глаз

От равнодушного «Пока…»
Не веселей.
И безразличная рука
В руке моей.

А на дорожку: «Извини…»
Что извинить?
«Ты мне, пожалуй, не звони».
О чем звонить?

Что было — было да прошло
И не впервой
Быльем с полынью поросло
И трын-травой.

Никто из нас не виноват:
Ни я, ни ты.
Ну, если так, я очень рад —
Сжигай мосты!

Да нет моста, а только нить,
А шелк — не сталь.
Все верно: незачем звонить,
Монетки жаль.

Но иногда средь суеты,
Возни, грызни
Я слышу вдруг, как просишь ты:
— Не раззвони.

Смолчи. И правды не скажи.
И не солги.
Как говорят, на дне души
Убереги.

Что было — было да прошло,
И не вернешь.
И так полынью поросло,
Что не найдешь.

А мы стоим на рубеже,
Где горячо.
И что потеряно уже,
Что есть еще,

Что остается навсегда —
Наш Зодиак —
Что было — было, да! —
И только так!

Что вздорожает во стократ
В горячке лет…
Кто виноват, не виноват,
Кто прав, кто нет —

Мы будем вспоминать потом
Одним добром.
Перегорим,
переболим,
переживем…

Привыкнем.
Вновь войдем в режим,
Такой, как был.
Но ты, пожалуйста, скажи,
Чтоб не звонил.

[Nerpa]

Погибала Любовь...
Ян Торчинский
* * *

Погибала Любовь, точно дробью сражённый подранок,
Вдалеке от весёлых, просвеченных солнцем полянок,
От широких проспектов, где движутся люди устало,
Вдалеке от лесов заповедных она погибала.

Погибала в болоте, красивая и молодая,
Камыши и осоку бессильно руками хватая.
И сжималась от ужаса, пошевелиться не смея,
Если тела касались болотные юркие змеи.
И боялась вздохнуть, потому что всё ближе и ближе
Подступала к её подбородку зловонная жижа.

Над бездонной трясиной висело бездонно и слепо,
Словно угольный пласт, непроглядное чёрное небо,
Где ни солнца, ни звёзд, ни весёлых комет не осталось,
Только злая тоска и мертвящая душу усталость.
И под небом кромешным обман и предательство чьё-то
Пролагали пути в безнадёжное это болото,
Где поганая смерть приближается к жертвам кругами
И когтит их сердца ледяными своими руками...

И сквозь скользкую мерзость, что кожу её облепила,
Уходила из жизни Любовь, навсегда уходила.

Но сквозь слёзы и страх, распахнув до предела ресницы,
Увидала она, как зажглись золотые зарницы.
И она услыхала: "Держись. Не сдавайся. Не надо.
Ты бессмертна, Любовь! Мы с тобою, мы возле, мы рядом.
Мы на помощь спешим. Потерпи! - ведь немного осталось..."
Услыхала она.
Или, может быть, ей показалось.

[Nerpa]

Всё перекрутится, всё перемелется...
Ян Торчинский
* * *

Все перекрутится, все перемелется.
В будущее с оптимизмом смотрите.
Всем Дон Кихотам да будет по мельнице,
Каждому Мастеру – по Маргарите.

В судьбах людских все продумано четко:
Вирши – поэтам, прозаикам – прозу.
Всем алкоголикам – горькую водку.
Всем наркоголикам – сладкую дозу.

Всем Дорианам напишем портреты
Чувствам Ромео – взаимность Джульетты.
Каждому сейфу отыщем Пандору.
Всем Дон Жуанам – по Командору!

Но иногда совершает ошибку
Даже живущий в пучине астральной,
И заменяет волшебную рыбку
Вздорной старухой с машиной стиральной.

[Nerpa]

Навек чтоб ты вошла в мой стих...
Ян Торчинский
* * *

Навек чтоб ты вошла в мой стих
И не сбежала, –
Одна подушка на двоих
И одеяло.

И весь непостижимый мир,
Добытый с бою,
Вода и суша, и эфир –
Для нас с тобою.

Но суета и круговерть
Твердят извечно,
Что не бессмертны хлябь и твердь,
Не бесконечны.

А ночь предчувствием полна
Дурных известий.
И задыхается луна
В сетях созвездий.

Но я надеюсь неспроста,
Что в час рассвета,
Твоя любовь и красота
Спасут все это.

[Nerpa]

Ночная сказка
Ян Торчинский

Участникам Великой Отечественной войны

Звездное многоточье
Вдруг
покачнется утло…
Вслед
за последней ночью
Будет ли
новое утро,
Будет ли
снова утро?..

Или в предчувствии смутном
Ждать,
как судьбу приемля,
Что за последним утром
Темень
поглотит
Землю.
Полночь
придет
на Землю.

Потому что
отныне
День
уже не наступит
И безнадежно сгинет
В костедробильной
ступе,
Бесчеловечной
Ступе.

Где ни добра,
ни пощады,
Только
бомбы и пули,
Где,
все земные ады
Топки
свои
раздули,
Топки
зловеще
раздули…

А здесь –
только мы с тобою,
И этот
ковчег-квартира,
Как островок покоя
В центре
шального мира,
В центре
безумного
мира…

Наша –
простынная снежность
Под облачным одеялом.
Наша –
последняя нежность
Перед
страшным
началом,
Неизбежным
началом.

Вскрикнет ночная птица.
Тени ресниц коснутся…
Может быть,
это снится,
Может быть,
надо проснуться,
Опомниться
и проснуться.

Чтобы кошмары
к рассвету
Сгинули
без возврата
И затерялась
где-то
Повестка
из военкомата,
Районного
военкомата.

Или
пусть кто-то строго,
Торжественно
и спокойно
Скажет:
«Именем Бога
Мы отменили
войны,
Мы
запретили
войны.

Жить вам,
люди,
без бедствий,
Страхов
или опаски…
Только
нужно,
как в детстве,
Снова
поверить
в сказки,
В добрые,
мудрые
сказки.

Нужно –
еще не поздно! –
Новый
зажечь
светильник…»
Но почему
так грозно
Тикает
наш будильник,
Старый
вещун-будильник?

Время опережая,
Настойчивая
на диво,
Маленькую
большая
Гонит
нетерпеливо,
Подталкивает
торопливо.

Циркульное скольженье
По цифровой орбите –
Будто
в знак приближенья
Неотвратимых событий,
Грозных
военных
событий.

И нам остаются с тобою
Последние
крохи мира
На островке покоя
В центре
безумного мира,
Неукротимого мира.

И наша
простынная снежность
Под облачным одеялом,
И наша
последняя нежность
Перед
скорбным
началом,
Перед
безумным
началом,

Когда загрохочет
где-то,
И разорвется
в клочья,
Не дотянув до рассвета,
Звездное
многоточье,
Вечное
многоточье.

… Путь
к окончанью
сказки
С каждым мигом
короче.
Право
последней ласки.
Право
последней ночи.
Нашей
последней
ночи.

[Nerpa]

Галатея и Пигмалион
Ян Торчинский
Царить бы ей в залах музея
С Венерой Милосской на ты.
И люди б чумели, глазея
На диво такой красоты.

Изысканных линий всесилье,
Манящая грешная стать!
Но в спешке спросить позабыли, –
А ей захотелось бы стать

Замужнею греческой бабой,
Забывшей о прежней красе,
Измученной родами, слабой,
Уставшей, а в общем, как все.
_____________________________
Как будто огромную рыбу,
Склонивши вспотевшие лбы,
Коринфского мрамора глыбу
Влекут на подворье рабы.

И снова ваятель державный
Являет свое мастерство.
И нимфы приходят, и фавны
Смотреть на искусство его.

В дыхании каменной плоти,
В пульсации мраморных вен,
Им видится Буанарроти,
Пракситель, Гудон и Роден!

А скульптор в безумной надежде
Начнет умолять небеса,
Чтоб добрые боги, как прежде,
Расщедрились на чудеса.

А если откажется кто-то
К царевой мольбе снизойти,
Совсем небольшая забота
Покладистей бога найти.
……………………………
Приветливо небо и море,
Но бич господина суров.
И камень влечет на подворье
Гурьба бестолковых рабов.

И снова, и снова, и снова
Вонзается в мрамор резец.
И шепчет заветное слово
Почти что безумный творец.

У скульптора новая тема,
Но тот же порыв и экстаз.
А несколько жен – не проблема,
Пока многобожье у нас.