[Шатл]

Не знаю куда разместить. Но думаю о фарфоре всё может быть интересно.

Художественная проза, очерки . Вот один из них автора Лукаша.


Иван Созонтович Лукаш (1892--1940), один из "одареннейших писателей нашей зарубежной литературы" (И. Н. Голенищев-Кутузов), автор исторических романов и рассказов, в 20--30-е годы печатавшихся в Берлине, Риге, Белграде, Париже, все еще мало известен в России, хотя некоторые его произведения -- книги "Граф Калиостро" и "Дроздовцы в огне" и несколько исторических этюдов -- уже увидели свет на родине писателя, и можно надеяться, что обстоятельное знакомство с его творчеством состоится в недалеком будущем.
Литературное дарование Лукаша было высоко оценено самыми знаменитыми русскими писателями того времени, причем такими разными, как Б. К. Зайцев, И. С. Шмелев, В. В. Набоков. Так, Б. К. Зайцев писал: "И. С. Лукаш несет в облике и писании своем широкое, теплое и доброе дыхание России. Сын настоящей российской литературы, вольной и бедной, вышедшей из самых высоких источников русского духа, -- в изгнании независимо и непримиримо держит он свой путь" {Возрождение. 1940. No 4235. 10 мая.}.




ФАРФОРОВАЯ РОССИЯ

На выставке в Севре


Какое нечаянное свидание: прелестный русский фарфор после всех испытаний революции и изгнания, точно совершив магический круг, собрался в свой материнский дом -- в музейные залы Севрской мануфактуры.
Елисаветинские и екатерининские жеманные кавалеры, турки с трубками, немецкие персоны, маски, арлекины, медведи встретились с русскими крестьянками в синих сарафанах, веселыми мужиками в армяках, слугами, нищенками, уличными торгашами. Здесь столпилась старинная фарфоровая Россия всех эпох.
Вас, конечно, всегда трогали эти галантные фигурки бисквитных и глазурных человечков, ростом едва в три вершка, крошечный и хрупкий народ, прелестный тонкостью раскрасок, женственной нежностью, юмором и умом,-- всей полнотой русской улыбки. Этот фарфоровый народ обитал в спальнях, залах и кабинетах прадедов, на горках купеческих покоев и горниц, в усадьбах на шифоньере, в полковом чуланце пехотного офицера, в ресторациях, трактирах, на постоялых дворах...
Старинная Россия была не только пудреной: она была и фарфоровой. В малоизвестном и полузабытом керамическом художестве -- особая благородная прелесть Российской империи, ее нечаянно-нежное дыхание, легчайшая поступь. Тяжкая Россия всегда была украшена хрупкой гирляндой фарфора.
Недаром удивляет французов, что это аристократическое искусство Севра и Мейсена стало в мужицкой России подлинным искусством народа. Действительно, аристократизм русского мастерства нигде не высказался с такой полнотой, как в нашем керамическом художестве. Началось оно, как и все, что начиналось в империи, "сверху" -- мановением императрицы Елисаветы, но уже к началу XIX века превратилось в народное искусство. Мастера русского фарфора были по большинству бородачами-купцами, искусниками из обычных крепостных, и даже простыми мужиками, как, например, братья Новые. А частных фарфоровых заводов знатоки насчитывают в старинной России до трехсот!..
Как видно, хрупкое искусство Севра коснулось самых глубин русской души, чтобы разгореться в России всей прелестью и пышностью своеобразия, изумляющего теперь иностранцев.
Истории фарфора в России еще нет двухсот лет. Императорский фарфоровый завод в Петербурге основан в 1744 году. Первая "табакирка" вышла с завода в 1751 году, первые фигурки -- собака, подражание китайским работам, и корова, наша северная "буренушка", -- в 1752 году. Первая большая печь затопилась на заводе только в 1756 году, первыми мастерами были -- вряд ли не авантюрист Хунгер из Стокгольма и Дмитрий Виноградов, которому помогал Никита Воинов. Виноградов, как и Михайло Ломоносов, был родом из Архангельска. Его не миновала судьба многих взбалмошных русских талантов: наш первый мастер фарфора -- спился...
В 1774 году на Императорский завод был приглашен французский мастер Жан-Доменик Рашетт из Монпелье, эмигрант-протестант, едва ли не побывавший в Бастилии. Со времен Рашетта, который тридцать пять лет вдохновлял завод, начался расцвет российского фарфора. С ним работали наши миниатюристы, скульпторы и живописцы: Захаров, Комаров, Васильев, Ушаков, Козлов, Кирсанов. Рашетт -- один из примеров того поразительного действия, которое не раз давало в России сочетание романо-русского творческого духа.
Едва через сорок лет после двух первых фигурок Виноградова Императорский фарфоровый завод в 1794 году выпустил из своих мастерских уже свыше 38000 произведений. Это эпоха величественных сервизов Семирамиды Севера -- арабескового сервиза Рашетта, насчитывающего 973 предмета, кабинетского, Безбородко, с фресками Гераклума, и знаменитого чайного сервиза Орлова, начатого еще при Елисавете.
Тогда же вышли с завода и первые фигурки того фарфорового народа, который заселил позже и барские дома, и медвежьи углы -- всю Россию: 95 фигурок народностей Российской империи и первые фигурки русской улицы и русских ремесел.
Павел I любил красоту. Его поправки на строительных планах Кваренги поражают знатоков. Павел I любил и фарфор. При нем отделение завода было открыто в Гатчине. Был еще открыт фарфоровый завод в Межигорье Киевской губернии
..

[Шатл]

Классический фарфор Александра I изумителен по грациозности и грандиозности сочетаний древнегреческих, римских и египетских образцов, создавших неповторяемый русский "ампир". Эта эпоха обильно представлена выставкой.
При Николае I русский фарфор как бы тяжелеет, окаменевает. Монументальность его форм, его военная парадность, с видами полковых экзерциций и стройных маршей, когда, кажется, слышен шум пышных султанов, наконец, его непревзойденная по совершенству позолота -- все это не может скрыть его внутреннего эклектизма, казенной угрюмости и некоторой скуки. При Николае I от русского фарфора начинает отлетать его играющая и сквозящая живая душа. Это последняя эпоха совершенства. Тогда на заводе, как с гордостью отмечает одна петербургская брошюра 1844 года, работали только русские мастера, начиная со знаменитого Воронихина и кончая Корниловыми, Столетовыми, Зузиными и прочими. Завод тогда выделывал, кроме обычных работ, пасхальные яйца, иконы и даже фарфоровые самовары. Батальная живопись николаевских времен, с парадами и великолено-хладными видами Петербурга, отлично представлена на выставке.
Позднейшие эпохи Императорского фарфорового завода -- эпохи вымирания благородного вкуса и стиля -- или "обмещанивание" и "онемечивание", или антихудожественные штампы псевдорусского стиля. Все это едва стало проходить в последнее царствование, в кануны революции. Такие последние работы завода, обещавшие отрадные времена нового расцвета, -- "Киргиз на корточках", "Нижинский", известное "Свидание" Сомова -- тоже даны выставкой...
Так все образы империи и все ее стили, после Елисаветы, оставили свой хрупкий след на фарфоре, и если бы от России остались одни только фарфоровые черепки, то и по ним можно было бы представить ее величие и благородство, гармоническую красоту и мужество, светлую силу и приятную женственность.
Но история Императорского завода отнюдь не исчерпывает всей истории русского фарфора.
Еще при Екатерине II в Дмитровском уезде Московской губернии начала действовать первая частная российская мануфактура -- фарфоровый завод Гарднера. Тогда же он прославился своими придворными орденскими сервизами, а позже гарднеровский фарфор залил Россию, и кто из любителей не знает его галантных фигурок, его тончайших чашек, его прекрасных "трактирных сервизов"?
В XVIII веке был еще открыт завод Волкова в Севске, под маркой "Фундатора", заводы Никиты Жадина, Бахметьева и других. Не знаменательно ли, что бахметьевский завод был разрушен Пугачевым?..
Севр и Мейсен были несомненными образцами, но русские мастера не копировали. В свои маленькие скульптуры они, как говорится, вкладывали душу, и уже самые первые работы частных заводов полны живого своеобразия.
С начала XIX века заводы открываются всюду, где только есть огнеупорная глина. Помещики, отставные офицеры, купцы, меценаты, оброчные мужики, художники и прожектеры -- кажется, все становятся мастерами фарфора, особенно после запрещения министром Гурьевым ввоза иностранных изделий... Заводы в подмосковных, в Петербурге, в Новгородской губернии, под Черниговом. Кажется, всю Россию охватила фарфоровая лихорадка.
Просто неперечислима чудесная плеяда простых русских имен наших заводчиков и мастеров: Фомин, Насонов, Поскочин, Никита Храпунов, Шерехов, Кисилев, братья Бармины в селе Фрязине, Анохин, Вавила Сабинин, Савельев, Кокошкин, Гулин, Савва Корнилов... Их работы, конечно, не равноценные, многие исчезли бесследно, о многих мы знаем очень мало.
Завод Никиты Храпунова известен, например, по одной фигурке сороковых годов: идет почтенный монах в клобуке, согбенный под тяжестью пшеничного снопа. А в снопе видно миловидное личико грешницы, и не упрятались в солому ее красные башмачки. Дело об этой соблазнительной фигурке, представленной на выставке в двух вариантах, доходило, как говорят, до самого императора.
После Гарднера среди русских частных заводов выделяются завод Алексея Попова, открытый в 1806 году, в селе Горбунове, недалеко от Троицко-Сергиевской лавры, и Миклашевского в селе Волонитине Глуховского уезда Черниговской губернии.
Миклашевский славен великолепными и благородными сервизами, бисквитом, вазами и корзинками, украшенными по образцу испанского и итальянского фарфора выпуклыми цветами и фруктами. Фарфоровый иконостас Миклашевского в церкви села Волокитима -- редчайшее, вернее, единственное в своем роде произведение... Что-то сталось теперь с фарфоровым иконостасом в глухом Глуховском уезде?

[Шатл]

А Попов -- пошел по стопам матушки Екатерины: он -- отец игрушечного фарфорового народа, заселившего Россию, он создал целые поколения тех глазурных человечков, которые с изумительной правдивостью запечатлевают ее физиономию и самый ее дух. Правда, на всех фигурках мага Попова налет легкой насмешки, иногда это просто гоголевские персонажи, как Добчииский и Бобчинский, которые есть на выставке, и чувствуется на ранних фигурках Попова влияние Венецианова и Федотова, а на позднейших, последних, -- Перова.
Тысячи этих крошечных молодцеватых военных, напыщенных судей, департаментских крючков, слуг, прасолов, купчих, бар и барынек-- как бы сама огромная Россия, застывшая так нечаянно в самых хрупких и самых миниатюрных формах...
Завод Попова кончился в шестидесятых годах. Эти годы -- вообще конец искусства русского фарфора. Его поглотила фабрика, варварски уничтожившая былой благородный вкус, и в последние десятилетия история российского керамического производства стала бесславной в художественном отношении историей известного фабричного товарищества Кузнецова...
Краткая историческая справка, материалы для которой любезно предоставлены нам Н. Н. Флиге, была необходима, чтобы понять высокое значение и достоинство выставки русского фарфора в Севре.
Основа выставки -- коллекции А. Ю. Розенберга, принесенные им в дар Севрскому музею. Выставили также ценные коллекции господа Арафелов, Балашова-Ушакова, Эрнест Бо, Бибиков, Шампион, Константинов, Дестрем, Добужинские, Пьер Нейе, г-жа Тищенко-Квиль, Исаевич, Некрасов, графиня Орлова-Давыдова, Поповы, С. и В. Познеры, Рябушинский, Н.Розенберг, Семенченко, Симпсон, Штильман, Черномордик, Золотницкий и г-жа С.
Императорского фарфорового завода выставлено 175 предметов всех эпох, Гарднера -- 136, Попова -- 78, Миклашевского -- 22, целого ряда других заводов, известных и неизвестных, сколлекциями Севра -- 265, а всего -- 676 предметов... Как видите, выставка обильна. Прекрасно выполнен М. В. Добужинским павильон при выставочном входе -- гостиная русского помещичьего дома тридцатых годов, с редкими коллекциями и мебелями из собрания А. Розенберга.
Вы, вероятно, надолго остановитесь перед фигурками двадцатых годов: перед чуть удлиненными российскими Дианами с изумительно гармоническим поворотом тела и головы -- крестьянскими богинями с коромыслами, в золотых кокошниках и синих сарафанах, которые отличаются одна от другой только тоном башмаков: то красных, то бледно-желтых, то зеленых. Их раскраску -- тайну сочетания глазури с бисквитом -- Европа не знает и теперь.
Превосходны гарднеровская служанка в синем капоте, в белом колпаке и фартуке, слуга с блюдом, дама в черном капюшоне и желтой робе -- по каталогу "Императрица на маскараде".
Из сравнительно небольшого собрания елисаветинских времен запоминается чудесная табакерка с мопсами.
Вы будете любоваться чайным сервизом Орлова, прекрасными сочетаниями черного и золотого, с точно бы выпуклыми связками знамен. Вы найдете в витринах и тарелки арабескового сервиза, с полихромным бюстом Екатерины II (уника из собрания Золотницкого) и восхитительной бисквитной головой великой императрицы, работы неизвестного мастера (собр. Попова).
Изумительны по гармонической нежности раскраски знаменитые екатерининские фигурки народов России. Если их можно сравнить с ранними фигурками Попова и Гарднера или, пожалуй, с группой "Демьянова уха", то кажутся почти антихудожественными позднейшие фигурки шестидесятых и семидесятых годов -- эти лакированные на один манер мужики в стиле передвижников, рассейцы в зипунах, с балалайками и штофами, восхищающие иностранцев, по-видимому, только своей пресловутой "экзотикой".
Екатерининские фигурки -- киргизку, мордвинку, татарку, черемиску, бухарца -- следовало бы признать шедевром выставки. Совершенно, например, превосходен по сочетанию бледно-желтых и зеленых тонов молодой казанский князь в тюбетейке.
Любопытен флакон в виде двух подушек завода Попова, его же негр под пальмою -- смелое сочетание ярко-черного с ярко-зеленым, из позднейших работ того же завода -- прелестна субретка. Причудлива обезьяна со скрипкой -- завода Миклашевского.
Очень любопытны своим наивным и приятным эротизмом -- старинным русским эротизмом пуховиков и натопленных спален -- женские фигурки, "в дезабилье", то за мытьем, то ищущие блох, а то и просто нагие, но с муфтами и в чепцах, -- наши крошечные северные Венеры...
Живописно собрание народных керамик М. В. Добужинского.
Все нежно и все хрупко в этой фарфоровой России, мягко играющей за стеклами витрин переливами позолот и синими, палевыми, белыми и приятно-коричневыми тонами. За витринами толпится фарфоровый русский народ: мороженщики, сбитенщики, сапожники, девки, купчихи, петиметры, маскарадные арлекины и нагие прелестницы с муфтами. И все смотрят на пас с навсегда замерзшей, волнующей полуулыбкой...
В тот день, когда я был на выставке, там начались чтения "о русской жизни и русском искусстве", открытые "Обществом Друзей Севра".
Г. Люи Рео, бывший в Петербурге директором Французского института, в своем живом чтении рассказал между прочим о морозовском собрании фарфора, о том, как советчики разрешили владельцу быть "сторожем" при собрании, отведя старику для жилья в его бывшем особняке -- бывшую уборную...
Будут еще чтения Дени Роша, кн. Волконского и А. Попова.
Выставку в Севре, как и чтения, несомненно следует посетить каждому русскому.