[Плюх]

Комиссар Яковлев, ныне назначенный главнокомандующим на уральско-оренбургском фронте, на которого было возложено выполнение распоряжения Совета Народных Комиссаров о переводе бывшего царя из Тобольска в Екатеринбург, в беседе с нашим сотрудником рассказывает, как он исполнил это ответственное поручение. Подготовив все для переезда, назначенного мною на 27-е апреля, я накануне этого дня, приехал в дом губернатора в Тобольске, где жил Николай Романов Романов был предупрежден о моем приходе, но знал лишь, что я являюсь официальным представителем Советской власти. О цели моего прихода он ничего не знал. Войдя к бывшему царю, я заявил ему:
— Гражданин Романов, Советом Народных Комиссаров мне поручено перевезти вас из Тобольска. Отъезд назначен на завтра, на 4 часа утра. Будьте готовы к этому времени. Романов встрепенулся и тревожно спросил:
— А куда меня переведут?
Я ответил, что мне самому его будущее место пребывания в точности неизвестно и что я получу соответствующие распоряжения только в дороге. Романов подумал немного и сказал:
— Я не поеду.
В этот момент в комнату вошла Александра Федоровна. Узнав, о чем идет речь, она воскликнула:
— Что вы с ним делаете! Вы хотите оторвать его от семьи, разве это можно. У него больной сын... Нет, он не может поехать, он должен остаться с нами!
Я на это ответил, что имею определенное предписание, которое исполню в точности. Ни о какой разлуке в данный момент речи не идет, так как вместе с Николаем Романовым будет переведена вся его семья. Однако, сейчас переезд сопряжен с известными трудностями и поэтому решено больного Алексея оставить в Тобольске до весны, когда сойдет лед и можно будет перевезти его от Тобольска до Тюмени на пароходе. Кто из остальных членов семьи Романовых отправится вместе с ним, а кто останется до весны с Алексеем, — предоставляется решить им самим.
Романов выслушал меня, но как будто не вполне понял и буквально повторил то, что только сказала Александра Федоровна:
— У меня больной сын! Разве можно разлучать меня с семьей? Я не могу поехать…
Я счел излишним входить в какие-нибудь пререкания и, повторив коротко, что отъезд назначен на завтра на 4 часа утра, вышел. Когда я уходил, Александра Федоровна нервно крикнула мне в след:
— Это слишком жестоко, не верю, что вы это сделаете!
Я прошел к начальнику охраны бывшего царя в Тобольске Кобылинскому и подтвердил ему, что, так или иначе, мое распоряжение об отъезде в назначенный день и час будет исполнено. Если Николай Романов к этому времени не приготовится к отъезду, ему придется ехать без багажа. Кобылинский счел необходимым пойти к Романову, чтобы передать ему, что никакое противодействие распоряжению об отъезде невозможно. Романов обсуждал вопрос об отъезде вместе со своей семьей и друзьями часа два, два с половиной. В течение этого времени этот семейный совет несколько раз менял свое решение: то, все решали, что поедет Николай со всеми дочерьми и Статищевым (Татищевым), а Александра Федоровна останется, то, что поедет Александра Федоровна, а все дочери останутся и т.д. Наконец, Кобылинскому было сообщено, что с Николаем поедет Александра Федоровна, дочь Мария, князь Долгорукий, профессор Боткин, фрейлина Демидова, один лакей и один камердинер. Остальные дочери, Алексей, Татищев, и прочие — всего человек 40 — остаются в Тобольске до весны. Меня несколько удивляло, что Александра Федоровна решила расстаться с сыном и поехать вместе с мужем из Тобольска. Но Кобылинский рассказал мне, что он слышал случайно фразу, брошенную Александрой Федоровной Татищеву, которая проливает некоторый свет на это решение. Александра Федоровна сказала Татищеву:
— Я боюсь, как бы он один не наделал там глупостей...
Александра Федоровна, повидимому, не особенно высокого мнения об уме и такте своего мужа. На другой день, 27-го апреля, ровно к 4 час. утра, все было готово, и мы двинулись в путь. От Тобольска до Тюмени приходилось делать 260 верст на лошадях. Первые 30 верст дорога шла по кочкам. Нам пришлось переправляться через три реки: Иршан (?- Иртыш), Тобол и Туру. Начинался уже весенний разлив рек, лед треснул и поднялся. По мосту через Иршан приходилось ехать в воде доходившей до брюха лошадей. Через Тобол было уже рискованно переправляться в экипаже, пришлось выйти и итти по льду. Через Туру также пришлось переезжать в воде. Благодаря принятым мерам переезд был совершен чрезвычайно быстро. Всех остановок было восемь, везде нас ждали уже запряженные тройки, поставленные в ряд; мы останавливали наши экипажи параллельно этому ряду, благодаря чему пересадка совершалась в каких-нибудь 10 минут. Ночевали в Выявлево (?). На другой день в 9 час. веч. мы были уже в Тюмени. Отряд, взятый мною, состоял всего из 35 человек, из них 15 конных и 20 - пехотинцев. Кроме того, на всех пунктах пересадки были расставлены небольшие патрули. Этот трудный и быстрый переезд мало утомил Романова. Вообще за последний год он заметно поздоровел. Много работал на воздухе — рубил дрова, чистил снег и т.п. Руки в мозолях, бодр и чувствует себя прекрасно. С положением своим, повидимому, примирился. Александра Федоровна утомилась значительно больше, но старалась не показывать этого. Вообще она пыталась держаться гордо и замкнуто. Наше отношение к ним их сильно озадачило. Повидимому, они опасались вначале грубости, насилий и оскорблений с нашей стороны. Но весь отряд держался по отношению к Романовым вполне корректно, не позволяя ни одного невежливого или оскорбительного слова. И вместе с тем отношение было совершенно простое, такое же, какое могло быть по отношению к каждому другому гражданину. Александра Федоровна смотрела на нас большими глазами, а Николай быстро освоился и стал держаться также просто. Из Тюмени мы отправились поездом. Здесь охрана была уже увеличена до 160 человек. Путь от Тюмени до Екатеринбурга был совершен без каких-либо инцидентов. Романов чувствовал себя в дороге по-прежнему хорошо. По-видимому, его больше всего интересовали три вопроса: семья, погода и еда. Семью свою он действительно любит и очень о ней заботится. О политике мы вовсе не разговаривали. Я, конечно, и не считал возможным вести какие-либо разговоры на политические темы с бывшим царем. Но характерно, что сам он, по-видимому, совершенно не интересуется политическими вопросами. Все его мысли вращаются в кругу глубоко обывательских и узко-семейных интересов. Только один раз наши разговоры вышли за указанные рамки — семьи, погоды и еды. Мы проезжали мимо какой-то церкви. Романов очень богомольный, всегда в таких случаях крестится. Когда мы проехали церковь и он что-то сказал о религии, — сейчас не помню что именно,— я ответил, что, не будучи лично религиозным человеком, я признаю по отношению к другим лицам принцип полной свободы совести: пусть каждый верит так, как он хочет. Романов на это воскликнул:
— Представьте, что и я держусь совершенно такой же точки зрения! Я тоже признаю полную свободу совести!
Я посмотрел на него, не понимая, — шутит он или хитрит. Но лицо его выражало такое искреннее простодушие, что не оставалось сомнения в отсутствии каких-либо задних мыслей. Вообще из этого путешествия я вынес вполне определенное впечатление об удивительной, феноменальной ограниченности Николая Романова. Совсем другое представляет собой Александра Федоровна. Она очень хитра и горда. На мужа своего имеет сильное влияние. Всю дорогу она держалась замкнуто и по целым дням не выходила из своего купэ. ОТ нас она не хотела принимать даже тени одолжения. Это доходило до курьеза. Известно, что корридоры в вагонах очень узкие и когда в них встречаются два человека, один должен посторониться. Александра Федоровна не желала, чтобы кому-нибудь из нас пришлось посторонится, пропуская вперед. Поэтому она вставала ежедневно в 4—5 час. утра, чтобы пойти в уборную помыться. Если, выходя из уборной, она видела в корридоре часового, то возвращалась обратно и запиралась там, пока часовой не выходил из корридора. Дочь Романовых, Мария, молодая девушка, совершению неразвитая для своих лет. О жизни в широком смысле слова не имеет никакого понятия. Находится под сильным влиянием своей матери. Ко времени прибытия вашего в Екатеринбург, на вокзале собралась большая толпа. О нашем приезде разгласили, повидимому, железнодорожники. Толпа была настроена очень возбужденно. Поезд остановился не у самой платформы, а в некотором расстоянии от нее. На всякий случай еще до прибытия в Екатеринбург я распорядился плотно закрыть и занавесить все окна в вагонах. Едва только поезд остановился, как мой отряд вышел из вагонов и оцепил поезд, не допуская к нему толпу. Из толпы неслись крики:
— Покажите нам этого кровопийцу! и т.д.
Я ответил, что если толпа не разойдется, я покажу ей пулеметы. Однако, это не подействовало. Толпа росла и напирала на расставленные мною патрули. Тогда я распорядился двинуть стоявший на запасном пути товарный поезд и поставить его между платформой и моим поездом. Когда это было сделано, под прикрытием товарнаго поезда я увел свой поезд на другую станцию — Екатеринбург 2-й, где уже никого не было. Отсюда я дал знать местному Совету о своем приезде. Приехали: председатель Совета и члены президиума, которым я сдал Николая Романова под расписку. В Екатеринбурге Романов с семьей помещен в обыкновенном особняке, огороженном большим досчатым забором. Особняк этот нисколько не напоминает губернаторского дома в Тобольске, походившего по величине своих комнат и зал на загородный дворец. Охрана Романова в Екатеринбурге усилена, режим введен, по сравнению с Тобольском, более строгий.

Представители межрайонного совещания по распределению сгущенного молока американской миссии Красного Креста на заседании 14 мая сего года постановили принести глубокую благодарность американскому народу в лице миссии американского Красного Креста от всех матерей беднейшего населения г. Петрограда за существенную поддержку в деле питания детей, безвозмездно оказанную присылкой сгущенного молока, бесплатно выдаваемого через районные Советы Петроградской Трудовой Коммуны.

Ко всем путаницам момента прибавилась еще одна. Запутались во времени. 15-го мая, получено было из Москвы сообщение о переводе в этот день, с 12 час. ночи, стрелки на полтора часа вперед для Петрограда. 16-го мая подучилось сообщение, что это лишь проект, а не закон. Вечером, Совет Коммуны, осведомился, что совет комиссаров предлагает пока оставит старое время. Однако, весть о новом времени уже облетела весь Петроград и опровержение не всеми оказалось уясненным. Даже учреждения не могли разобраться в том, какое же время действительное. Слухи и разговоры были настолько разноречивы, что не удалось установить даже, когда пушка оповестила полдень. Многие утверждали, что слышали пушечный сигнал в 10 1/2 час. Это внесло окончательную путаницу. Сегодня утром, в отношении «приятия времени» наблюдался полный разброд. Трамваи вышли из парков по новому времени. Об этом население накануне не было оповещено. Магазины открывались частью по новому, частью по старому времени. Особенно важно это было для продовольственных лавок, за функционированием которых так ревниво следят хозяйки. Надо полагать, что сегодня будет также выяснен вопрос по какому же времени Петроград живет. Надо же внести порядок хоть во времени.

«Заре России» сообщают из Перми, что находящийся там б. в. к. Михаил Александрович возбуждает любопытство среди местных жителей. Рассказывают, что Михаил Александрович не говоря о недостатке в продовольствии, испытывает также нужду в обуви. Страдая бронхитом, он вынужден был в холодную сырую погоду ходить без калош,что заставило его через посредство знакомых обратиться с просьбой о получении карточки на покупку калош. Но за карточкой ему пришлось обратиться лично, после чего просьба его была удовлетворена.