[МерльКори]

Оффтоп

http://tanjand.livejournal.com/2049348.html

[МерльКори]

Фотографу Хенрику Россу / Henryk Ross было чуть меньше 30-ти лет, когда войска нацистской Германии вторглись в Польшу. Будучи известным варшавским фотокорреспондентом и проживая в тот момент в городе Лодзь, Росс был привлечен нацистами к документированию жизни еврейского гетто, куда на территорию в 2,4 квадратных километра были переселены около 160 тысяч евреев. Официальная работа фотографа Департамента Статистики подразумевала съемку портретов-идентификаторов каждого заключенного и многочисленные «парадные» съемки пропагандистского толка.

Фотосъемки любых других сюжетов были строго запрещены, но это не помешало Россу ежедневно выходить вместе с женой Стефанией на мощеные улицы гетто и снимать повседневные сценки тайком, пряча камеру за полой габардинового пальто. За 4 года Росс сделал около 6 тысяч «нелегальных» изображений, негативы которых осенью 1944 года он закопал под останками одного из разрушенных домов, где они пролежали около полугода вплоть до момента освобождения гетто советской армией. По счастливой случайности Росс был одним из 877 выживших. За четыре года большинство заключенных гетто в Лодзи умерли от голода, почти все остальные были уничтожены.

«Я закопал негативы, поскольку они должны были быть сохранены как свидетельство нашей трагедии, – писал Росс в 50-е годы, когда он с женой уже эмигрировали в Израиль. – Я предвидел полное уничтожение польской еврейской общины и хотел, чтоб осталась хотя бы историческая летопись нашего мученичества». Примерно половина негативов уцелела – наследие Росса стало экстраординарным архивом. Игры детей, чувства влюбленных пар, дни рождения и даже театрализованные представления – будучи сфотографированными, становились для заключенных некоторым смыслом, утешением, напоминающем о лучших временах. С 1942 года на снимках появлялись уже лишь мучительные сцены, а затем – пустоши вместо некогда оживленных улиц. Больше Хенрик Росс никогда не брал в руки камеру. Все фотографии в середине 50-х он увез с собой в Израиль и долгое время они не были доступны никому, кроме него самого. После смерти фотографа в 1991 году его сын передал материалы в лондонский Архив Современного Конфликта (Archive of Modern Conflict).

[МерльКори]

...

[trilon]

Бирюза! Вы сумели издать эти письма? Попробуйте обратиться в Российское военно историческое общество. Это их тематика. Им немалые деньги выделяются под проекты. У вас очень ценный материал. Или в Центральный музей ВОВ на Поклонной. Хочется чтобы молодежь к этому доступ имела массово. Спасибо!

[Дашнак]

Октябрь 1941 года. Танк с экипажем в составе командира младшего лейтенанта Ивана Сидоровича Колосова, Василия Орлова и Павла Рудова получил повреждение на подступах к Вязьме. Командир был контужен, механик-водитель погиб. Колосов и Орлов слили горючее и сняли боеприпасы с других подбитых танков, отремонтировали свою машину и увели ее в лес.
Определив, что находятся в окружении, танкисты решили пробиваться к своим. 12 октября одинокий танк разгромил немецкую колонну. Однако 24 октября, когда танк напал на очередную колонну, немцы успели развернуть пушки…
Спустя четверть века после войны в глухом лесу под Вязьмой был найден вросший в землю танк БТ с хорошо заметным номером 12. Люки были задраены, в борту зияла пробоина. Когда машину вскрыли, на месте механика-водителя обнаружили останки младшего лейтенанта-танкиста. У него был наган с одним патроном и планшет, а в планшете – карта, фотография любимой девушки и неотправленное письмо датированное 25 октября 1941 года:

«Здравствуй, моя Варя!
Нет, не встретимся мы с тобой.
Вчера мы в полдень громили еще одну гитлеровскую колонну. Фашистский снаряд пробил боковую броню и разорвался внутри. Пока я уводил машину в лес, Василий умер. Рана моя жестока.
Похоронил я Василия Орлова в березовой роще. В ней было светло. Василий умер, не успев сказать мне ни единого слова, ничего не передал своей красивой Зое и беловолосой Машеньке, похожей на одуванчик в пуху.
Вот так из трех танкистов я остался один. В сумерки я въехал я в лес. Ночь прошла в муках, потеряно много крови. Сейчас почему-то боль, прожигающая всю грудь, улеглась и на душе тихо.

Очень обидно, что мы не все сделали. Но мы сделали все, что смогли. Наши товарищи погонят врага, который не должен ходить по нашим полям и лесам. Никогда я не прожил бы жизнь так, если бы не ты, Варя. Ты помогала мне всегда: на Халхин-Голе и здесь. Наверное, все-таки, кто любит, тот добрее к людям. Спасибо тебе, родная! Человек стареет, а небо вечно молодое, как твои глаза, в которые только смотреть да любоваться. Они никогда не постареют, не поблекнут.
Пройдет время, люди залечат раны, люди построят новые города, вырастят новые сады. Наступит другая жизнь, другие песни будут петь. Но никогда не забывайте ро нас, про трех танкистов.
У тебя будут расти красивые дети, ты еще будешь любить. А я счастлив, что ухожу от вас с великой любовью к тебе. Твой Иван Колосов».

Варвара Петровна Журавлева получила адресованные ей письма спустя без малого 30 лет.

Эту историю рассказал Евгений Максимов в газете «Правда» за 23 февраля 1971 года. По его сведениям, танк Колосова был установлен в качестве памятника у одной из дорог — однако до наших дней этот памятник, к сожалению, не дожил.