[georg]

Выкопал из компьютера прошлогоднее:

ИЛЬИЧ И ВЕРА.

1.
Летний вечер в Москве был на удивление приятен и свеж. Днём прошёл дождь, он прибил к тёплому асфальту пыль и копоть, затем смыл их. Косые солнечные лучи отражались в витринах магазинов и тонули в мутных исчезающих лужах. Оживлённые людские ручьи сливались друг с другом в стремлении к подземке, чтобы там, в другом конце маршрута из спрессованного брикета стать снова ручьями уже расходящимися в разные стороны.
Александр Ильич шёл по умытому Садовому кольцу уверенной пружинящей походкой коренного жителя. Всё выдавало в нём силу и энергию человека успешного, знающего себе цену. Подтянутая спортивная фигура, прямая осанка и со вкусом подобранная одежда не оставляли сомнений, что Александру Ильичу никак не более 50-ти лет. И только тяжёлый взгляд тёмно-серых, стальных глаз выдавал его истинные годы – ближе к 60-ти.
Сегодня он получил приговор врачей и направление на операцию. Всё просто и буднично – рак желудка. Через четыре недели будет операция, а потом как Бог даст. Что там велели купить в аптеке? Рецепты и памятка по приёму были с собой, да и куда им деться по пути из поликлиники домой. Вот как раз и аптека. Александр Ильич зашёл внутрь.
Было гулко и почти пусто. В окошке виднелась миловидная молодая женщина, уставшая после тяжёлого трудового дня. Александр Ильич молча подал в окошко свои верительные грамоты в виде рецептов.
- Прошу прощения, но мы уже заканчиваем работу, касса закрыта. Все Ваши лекарства у нас есть, но я уже не смогу их сегодня отпустить.
Совершенно правильная вымученная улыбка, ослепительно белая блузка с визиткой на ней. Так, так, Любарская В. В., менеджер. Написали бы «провизор» или «фармацевт». Чёртово время, одни менеджеры вокруг, простых продавцов уже нигде нет.
- Как обидно! Я надеялся сегодня начать лечение.
- Хорошо, я постараюсь Вам помочь. Женщина начала быстро делать какие-то процедуры с кассовым аппаратом – Ну вот, сейчас мы пробьём и отпустим Ваши лекарства.
- Вы так добры, огромное спасибо!
Александр Ильич вышел на улицу, держа пакет с лекарствами, в пользу которых конечно не верил. Через пять – семь минут молодая продавщица вышла из аптеки, и он, подойдя к ней, со всей доступной любезностью и галантностью заговорил:
- Госпожа Любарская В. В., не позволите ли в знак признательности угостить Вас кофе вот в том кафе? Прошу, не отказывайтесь, ведь старого человека любой обидеть может.
- Хорошо, игнорируя Вашу далеко не старческую ухмылку, не откажусь. Но времени у меня мало.
- Тут на удивление быстро обслуживают. А кофе вкусный, иначе бы мы здесь не остановились.
Сделав заказ, Александр Ильич изучающе посмотрел на женщину. Неглупа, красива, всё на месте, и почему-то смотрит прямо, не отводит глаз. Видимо в свои тридцать с небольшим всякое повидала…
Во время паузы подали кофе с холодной водой и миниатюрными шоколадками.
- Вы меня пристально рассматриваете. Это в ваших правилах, или я дала повод?
- Извините, привычка. Я совсем не опасен, поверьте. И вообще, когда Вас ещё не было на свете, я уже знал все радости жизни в виде денег, материальных благ, путешествий… и прочих удовольствий. Поэтому когда Вы будете нянчить любимых внуков, я буду гнить в земле.
- Невозможно угадать будущее, тем более собственное. Может случиться, например, что мы с Вами будем гнить одновременно и недалеко друг от друга. Я хотела сказать, не мы, а наши тела.
- Замечательный ответ мыслящего человека. Блестящая перспектива нашей общей судьбы. Тогда позвольте же узнать Ваше настоящее имя, если возможно.
- Ничего интересного. Мама назвала меня Верой, а друзья произвели в Вероники. Называйте, как удобно. На свист не отзываюсь.
- Вера, у Вас славная, открытая улыбка, располагающая к откровенной беседе.
- Думаю, откровенной беседы сегодня не получится, меня дома ждут мама и дочка. За кофе большое спасибо, я не ожидала такого аромата и вкуса в обычном кафе. Не провожайте меня.
Вера вспорхнула с открытой веранды кафе и устремилась в сторону станции метро за углом.
- Ну да, подумал Александр Ильич, она не спросила даже, как меня зовут. Неужели настолько постарел? – Однако чёртовы правила, даже на открытой веранде у них нельзя курить. Положив на стол купюру, значительно превышающую стоимость услуг кафе, он вышел на улицу и с удовольствием закурил запрещённую врачами сигарету.

2.
Это теперь в России куда ни плюнь, попадёшь в Университет, или на худой конец в Академию. Когда Александр Ильич получал образование, в Советском Союзе были институты. Вот он и вышел из стен МИСИ (Инженерно – строительный) рядовым инженером ПГС (промышленное и гражданское строительство). Помесив немало грязи на стройках умирающего социализма, начиная с 85-го перестроечного года, наш инженер стал пираньей бизнеса в новом мире, где деньги лежали на земле. Он заработал очень много денег, хватило и на то чтобы создать семью с взбалмошной однокурсницей, и на развод с женой, всегда хотевшей лучшего и большего несмотря на рождение двух детей и достаток в семье. Хватало на все скромные и не очень скромные нужды. Но надо отдать должное нашему герою (иначе бы он не был героем), Александр Ильич никогда не лез в политику и даже близко не стоял, и ещё он решительно ничего не украл ни у людей ни у государства. Определённые налоговые разночтения, учитывая, что законы в стране менялись со скоростью мысли власть держащих, мы принимать во внимание не будем. Тогда, в конце 80-х к нему и приклеилась кличка «Ильич». В те годы многих людей с таким Ленинско – Брежневским отчеством так называли, но в данном случае называли уважительно, можно сказать почтительно. Дело прошлое, дети выросли, уже растут внуки, дай Бог всем здоровья и радости.
Ноги несли его к той же аптеке. Купив все ненужные лекарства, Александр Ильич снова дождался Веру после закрытия.
- Я была почти уверена, что Вы зайдёте сюда ещё раз.
- Именно поэтому и не спросили даже моего имени.
- Не только имени, но и отчества с фамилией.
- Фамилия была на всех рецептах. И для простоты можете звать меня Ильич. Это не шутка, так меня долгие годы звали на работе партнёры и сотрудники.
- Ильич так Ильич. Я догадываюсь, какого рода лекарство Вы хотите добыть на этот раз.
- Ваша проницательность, Вера, равно как и вселенная, не знает границ. Но поверьте, если бы вместо слова добыть Вы употребили бы «купить», это бы меня сильно огорчило. Сегодня найдётся ли у Вас для меня немного времени?
- Да, именно немного. На кофе хватит, на небольшую беседу тоже, особенно если Вы расскажете что-нибудь о себе.
- Конспективно будет так: английская спецшкола, строительный институт, работа на государство, женитьба, двое детей ныне взрослых, работа на себя, строительный бизнес, развод с женой, которая нашла себе дипломата, ожидание заслуженной пенсии, которая не изменит моё положение, ну и…
Ильич слегка задержал фразу, сдвинул брови, подыскивая нужные слова, но Вера продолжила сама:
- Дальше я всё понимаю, грамотные фармацевты могут по набору отпускаемых лекарств поставить, воспроизвести, если хотите, почти любой диагноз – она сделала паузу – желудок, да?
- Да, он самый. Говорят, что теперь это иногда лечится.
- Чаще, чем Вы думаете, особенно на ранних стадиях, если вовремя «поймать».
- Операция через месяц покажет, какая там у меня стадия. Сегодня Вам действительно некуда спешить?
- Дочка с мамой снова уехали на дачу до «упора», то есть до нового учебного года, сегодня меня особенно никто дома не ждёт.
В начале августа вечер наступает стремительно. На улице быстро темнело. Расставаться категорически не хотелось, приглашать к себе было бессмысленно и глупо, Ильич пригласил Веру пройтись по направлению к центру, который знал и любил. Умело ведя разговор, можно многое понять, он и узнал, что Вера была замужем, что муж уехал на заработки на север, а вернулся уже не к ней, что она сама практически нигде кроме дома и дачи не бывала, если не считать пару поездок на юг, в Анапу. И как бы в шутку, невзначай, Ильич спросил:
- Вера, а хотели бы Вы через недельку оказаться на Средиземном море, на юге Турции?
- А почему вдруг в Турцию, там так уж хорошо?
- Там есть места, где очень хорошо и сервис прекрасный, и море волшебное. Но дело ещё в том, что в Турцию не нужна виза.
- Да у меня и паспорта заграничного нет, и никогда не было.
- А вот это для меня как раз не проблема – есть нужный и полезный друг.
- Простите, перебила Вера, а в качестве кого Вы хотите меня пригласить, или Вы сами туда не едете?
- Отвечаю! – бодро и смело выговаривал Ильич: Во-первых я тоже поеду в Турцию, глупо ехать без Вас в Италию, если Вы будете в Турции. Во-вторых, я надеюсь на лучшее, но предусматриваю и худшее - вариант с двумя номерами в одном отеле. А слово можете использовать любое – подруга, спутница…
- Содержанка… временная поверенная…
Ильич остановился, медленно закурил, его глаза налились тёмно – стальным цветом, и внятно, как на стройплощадке много лет назад, он продекларировал:
- Я старый дурак. И зря затеял этот разговор со своим предложением.
Они молча разошлись в противоположные стороны.

[georg]

3.
Букет цветов должен быть изысканным, но не кричащим. В букете не должно быть решительно ничего, ни записок, ни открыток, ни игрушек. Розы любят почти все женщины. Адрес её заодно вместе с мобильным и домашним телефонами найти для Александра Ильича было дел на десять минут. Через два часа курьер в тёмно-синей пиджачной тройке позвонил в дверь Вериной квартиры и вручил хозяйке букет, который и на свадьбе не всегда увидишь. Закрыв за курьером дверь, Вера тихо сползла по стене вниз на пол, вдыхая сказочные ароматы роз. Она заплакала, видимо от того, что не может позвонить и хотя бы продолжить разговор, так гадко прерванный.
Ай, ладно, подумалось ей, всё равно в Турцию мне не светит, до отпуска ещё полтора месяца, и вообще мне ничего в этой жизни не светит. Вот зараза, ещё и колготки поползли, ну что за жизнь такая! И тут она подумала о человеке, который не планирует свою жизнь даже на конец года, и пригласил её в свою, возможно, последнюю поездку. И получил до кучи пошлую грубость, и прислал ей невиданной красоты букет, чтобы она… она не огорчалась. И всё. Лекарства он купил, заходить в аптеку ему незачем, видеть не захочет. Стоп, а зачем тогда цветы? Ну да, утешить, что-то типа последнего «прости». И Вера снова заплакала.
На следующий день в обеденный перерыв фармацевта Любарскую В.В. вызвала заведующая, строгая пожилая женщина, как говорят, из «бывших». Она пригласила сотрудницу присесть и без предисловий заявила, что, если лучшие люди в её коллективе работают на износ, то не грех бы и отдохнуть пару недель вне очереди. А свою речь она подкрепила большим пакетом с неизвестным содержимым.
- Всё. Иди отсюда, и чтоб я тебя до 22 августа больше не видела, ясно?
Внутри пакета Вера нашла путёвку с авиабилетом в Турцию, забронированный одноместный номер в 5-звёздочной гостинице с пометкой «всё включено» и пошаговую инструкцию – где и когда получить заграничный паспорт, страховку и прочие вещи. Слава Богу, хоть денег в конверте не было. А зачем они, если в отеле всё включено, а отпускные послезавтра упадут на карточку? Ещё одно «последнее прости» от Ильича выглядело неестественно щедрым и невероятно оперативно сказанным. Оно всосалось в организм, как быстродействующее лекарство, которое само по себе химическое, но никак не натуральное. А поездка-то была самая натуральная, можно сказать мечта наяву. Как объяснили в агентстве, персонал в отеле говорит по-русски, хотя русских там очень мало, в основном немцы, голландцы, датчане и другие европейцы. У Веры вариантов не было, собственно он всё предусмотрел и выбора ей не оставил.
Сейчас самое время сказать, что романтической встречи в отеле или на пляже в Кемере у них не будет. Это было бы слишком банально. Ильич даже не явился в аэропорт проводить её на отдых. То есть он, конечно, приехал, чтобы незамеченным проследить её прощание с мамой и дочкой – подростком. Конечно, ему всё докладывали и из туристического агентства и из отдела выдачи заграничных паспортов. Но теперь Александр Ильич был абсолютно уверен, что Вера уезжает отдыхать, и что она прилетит назад в обозначенное в путёвке время, и не чартерным рейсом, а регулярным рейсом Аэрофлота (почувствуйте разницу те, кто пробовал то и другое). Единственное, что предстояло уточнить, будут ли её встречать через две недели мать и дочь, выяснилось, что не будут, ибо самолёты не всегда летают по расписанию, а на даче в августе уйма хлопот – сбор урожая, обработка деревьев, кустов и грядок, консервирование собранного, да всего и не перечислишь. Опустим с должной скромностью способ, с помощью которого Александр Ильич всё это узнал.
Факты же таковы, что следующая встреча Ильича и Веры состоялась в аэропорте. Снова был августовский вечер, отягощённый неизменной суетой и шумом вокруг. Неугомонные таксисты, объединённые в новоявленный профсоюз, обещали увезти куда угодно, и взять деньги строго по таксе с учётом интересов. Люди всех цветов радуги старались безуспешно перекричать даму из местного информационного центра, которая почти без пауз объявляла рейсы, объясняла, где какие блага для уважаемых пассажиров, и в третий раз приглашала транзитного пассажира Адамяна, прибывшего из Парижа, пройти на посадку на самолёт для вылета в Ереван.
Она появилась ожидаемо, но внезапно. Вера сегодня была ослепительно хороша, густой южный загар был ей к лицу, выгоревшие на солнце волосы позволяли сказать, что из шатенки она стала почти блондинкой. На всё остальное он уже не обращал внимания.
- Добрый вечер! Предлагаю обмен – вам букет, а мне чемодан.
- Какой красивый! (Чёртовы глаза, они могут выдать, особенно если потечёт тушь) Этот точно такой же!
- За время отдыха тот букет завял и выброшен, поэтому такой же будет кстати.
- Извините, один вопрос: Вы меня балуете, просите прощения за нашу размолвку, или хотите красиво закончить знакомство? (женщина, особенно я, должна быть колкой)
- Это я так ухаживаю. Манера у меня такая.
- Теперь разобралась. Отпуск был волшебный, спасибо большое! Вообще мне уже 36 лет, и с детства я была способной и понятливой. (какую чушь я несу от радости!)
- Чудесно. Но обязан предупредить: в следующий раз мы будем пить не только кофе, и после этого, надеюсь, перейдём на «ты».
Вере хотелось и смеяться и плакать, но хватило только на то, чтобы остановиться, посмотреть ему в глаза, которые сегодня напоминали серое осеннее небо, и молча кивнуть. Как они доехали к ней, о чём говорили, о чём договаривались, как расстались у двери подъезда, в памяти не осталось. Остался лишь телефонный звонок, который Ильич по пути сделал на Верин телефон, чтобы она знала его номер.
- Теперь мы оба доступны для общения.

[georg]

4.
Скоро сказка сказывается. У Александра Ильича дело делалось примерно с той же скоростью. Он не привык ждать милостей ни от природы, ни от людей, ни от организаций. А уж от такой подлой субстанции, как время, он ждал только гадостей. До госпитализации и последующей операции оставалось около двух недель. Ильич торопился жить и спешил чувствовать, почти как пушкинский Онегин. Существенная разница в том, что Онегин был в начале пути, а наш персонаж по собственному ощущению в самом конце или близко к тому.
Вечерний август был в этот раз подчёркнуто сухим и прохладным, слабый ветер подгонял по тротуару первые желтеющие листья и волновал скорым появлением осеннего межсезонья. Город как мог задерживал накопившимся теплом неизбежные нашествия циклонов, антициклонов и прочих атмосферных войн. То же кафе, те же двое за столом.
- Помнишь, когда мы в первый раз зашли сюда, я на тебя смотрела, а ты на меня. Я уже всё знала про твой диагноз. Подумала сначала, что поразвлечься захотел от тоски.
- Давай лучше, пока есть время, развлечёмся вместе. Ты классическую музыку любишь слушать? Я взял два билета на фортепианную музыку Шопена в эту субботу.
- И угадал, как всегда, с удовольствием пойду. А почему именно фортепианная музыка, а не симфоническая или хоровая?
-. В хоре и в оркестре часто можно скрыть грехи, а вот за роялем или за органом – нет. Что умеешь, то и выдашь, не больше, но и не меньше. Я знаю всего трёх гениев – пианистов и композиторов: Шопен, Лист и Рахманинов. Начнём с Шопена.
Выяснилось, что об искусстве они могут говорить долго.
- Ты же технарь – Вера задала вопрос, который уже час, как вертелся на языке – как ты можешь так знать и любить музыку?
- Не только музыку, живопись, графику и скульптуру я тоже люблю, даже местами могу распознать. Видишь, есть странные наблюдения: технари в массе намного более разносторонние люди, чем гуманитарии. Почему, не знаю, но так повелось…
- А я не гуманитарий, и не технарь, поэтому ты будешь мне всё объяснять. Например, что ты любишь больше, живопись или графику?
- Трудный вопрос. И то и другое. Но графика в сфере изобразительных искусств – примерно та же лакмусовая бумажка, что фортепианная музыка в мире музыки. Умеешь рисовать – видно, не умеешь – тоже видно. Красками, мазками и сюжетами не прикроешься. Так мне объяснял один друг, эксперт в этой области.
- Мы пойдём с тобой смотреть графику?
- Непременно, как только будет хорошая экспозиция, сразу возьму билеты. Кстати, твоих маму и дочку надо бы пригласить, заодно и познакомимся.
- Ты думаешь, уже пора?
Ильича редко мучили сомненья, он почти всегда знал, что надо делать, для чего и как, какие будут последствия и почему. Но в смысле всяких моральных категорий он не был столь же силён, как в практической деятельности. Он почти ничего не страшился раньше, а теперь пришлось.
- Вера, знаешь, я операции и опухоли уже не боюсь… почти не боюсь, привык. Я боюсь другого, извини, привык ломиться напрямик: тебе общаться со мной не противно, то есть не брезгуешь ли ты находиться рядом с онкологическим больным?
Она поняла мгновенно, как понимает любая настоящая женщина – или сейчас, или никогда. Вера медленно подняла бокал с вином, рассмотрела на свет благородную бордовую влагу и встала из-за стола. Ильич тоже поднялся и взял свой бокал.
- Мы перешли на «ты», но как-то не совсем правильно – Вера обогнула стол и приблизилась к нему – давай выпьем брудершафт и будем… дружить.
Несколько глотков вина, затем Вера взяла оба бокала, поставила их на стол. Через несколько секунд Александр Ильич забыл о своём вопросе, о живописи и о музыке, если конечно не принимать во внимание тот бравурный внутренний марш, который медики называют бешено участившимся пульсом, а мы назовём победным чувственным ритмом. Они пришли к нему домой, и там стало вполне ясно, что ни о какой брезгливости нет речи, что разница в возрасте – это басня для тех, кто не любит, что гармония в интимной сфере – это следствие, а не причина. На заданный в кафе вопрос был получен исчерпывающий ответ. Кроме того, во время ритуала варки кофе на кухне Вера популярно растолковала Ильичу, что болен он не насморком, и при близких, можно сказать, ближайших отношениях, эта штука не передаётся, короче, он не заразен.
С этого момента время для них стало двигаться намного быстрее. Вера часто вечерами ходила в храм Николая Угодника молиться. Известный профессор – хирург, сделавший операцию, сказал, что всё «прошло радикально, в штатном режиме», слово «радикально» в устах врача в этот раз прозвучало с надеждой на долгое будущее. После выписки вполне естественно она взяла на себя заботы о любимом человеке.
Вскоре Вере с дочкой Машенькой пришлось переехать к Александру Ильичу на «постоянное место жительства». Мама, Надежда Андреевна, осталась жить у себя, но стараниями новоявленного зятя одинокой себя не чувствовала. И дело здесь не в материальных благах – дорогих продуктах, хорошей одежде и прочем «социальном пакете», а скорее возможности свободного общения. Об этом было доложено всем подругам при встрече и по телефону:
- Нет, ну ты подумай только, зять почти мой ровесник. И называть-то его по имени никак не привыкну. Зову Александром и на «вы». Да и не зять он пока официально, так, живут как нынче принято, гражданским браком… Нет, заботливый, вежливый, деньги тратит щедро, но и считает их с умом.
- Ну, старым его даже рядом с Верочкой не назовёшь – представительный мужчина, подтянутый, фигура хорошая, о здоровье постоянно печётся…

[georg]

5.
Жизнь входила в свой нормальный ритм. Вера ходила на работу, дочка ходила в школу, Ильич ходил на перевязки и осмотры. Все вместе ходили на концерты и выставки, как и планировалось. Надежда Андреевна приезжала «помочь по хозяйству», всё время восторгалась простором и комфортом квартиры. Так прошла зима, и весна вступила в свои права категорично и безапелляционно.
Ильич медленно привыкал к своему новому состоянию, когда надо соблюдать диету, следить за собой не только ради себя, не напрягаться, сдавать анализы, и так далее.
Неожиданно выяснилось, что у Александра Ильича имеется дача под Москвой, которую скорее можно назвать загородным домом со всеми удобствами и небольшими угодьями. Там в выходные дни женщины смогли проявить свою недюжинную любовь к земле, к природе. Надежда Андреевна не могла разорваться между двумя «фазендами» и наезжала изредка помочь дочке и внучке делом и советом. Всё пахалось, сажалось, росло и готовилось принести урожай. Хозяина этот процесс не волновал, результаты в виде даров земли - матушки не вызывали особого восторга, но он старался проявлять энтузиазм:
- Смотри, лук-то как зазеленел! А чеснок ты не сажала?
- Молчи лучше, чеснок в прошлом году сажать нужно было, чтобы теперь был.
- Ну… я не огородник, не садовник… вверх кормой в грядках сидеть не обучен.
- Не обучен, так иди вон кури в беседке кормой вниз, книгу почитай какую-нибудь или музыку послушай.
Вскоре рекомендации были приняты к исполнению: в беседке зазвучал До-диез минорный Ноктюрн Шопена, повеяло дымом сигареты, а в руках у хозяина оказался том Э.М. Ремарка, одного из любимых писателей. Через некоторое время Вера подошла к беседке.
- Что же ты так часто этот ноктюрн слушаешь?
- Не только его… но когда слушаешь что-то гениальное…
- На ум приходят гениальные мысли и чувства?
- Нет, я бы так не сказал, но вот слушаю этот посмертный Ноктюрн, иногда кажется, что сам уже умер, летишь и смотришь сверху, светло грустишь о тех, кого оставил.
- Как же ты умеешь сказать гадость и испортить настроение в ясную погоду! Хорошо ещё, что Реквием Моцарта не завёл.
- Реквием, особенно Lacrimosa, это не грусть, это скорее страшная, разрывающая душу скорбь и просьба об упокоении. Кстати совершенная и гениальная музыка, несмотря на то, что Моцарт умер, а Ре-минорный Реквием после него уже дописывали. Вдова гения, Констанция попросила дописать Зюсмайера, ученика его.
- Вот, только скорби нам здесь не хватало! Ты анализы сдавал? Уже пора.
- Завтра в Москву приедем, а послезавтра пойду сдавать…
На следующее утро всё погружалось во внедорожник и направлялось в столицу за свежей порцией копоти и пыли. О достоинствах транспортного средства мы скромно умолчим, ведь тут у нас обычный рассказ, а не рекламная кампания.
Перелистывать дни со временем становится также легко, как листать старую книгу: страницы не цепляются друг за друга, они норовят снова показать тебе текст, известный уже до мелочей. Александр Ильич всё чаще отказывался от компьютера и интернета в пользу старых, много раз прочитанных книг. Вот и в этот раз он снова сидел с книгой в кресле.
- Ты снова взял Джека Лондона? Неужели в юности не начитался им и не насмотрелся кинофильмов? – вынимала его из полузабытья Вера.
- У Джека Лондона много мудрых, вечных истин и жизненных установок, которым я до сих пор следую.
- И чему же ты хочешь последовать в настоящий момент?
- Очень хочется удержать в себе огонь, рождённый непонятно как, и с какой целью. Когда надо согреть не себя самого, а близкого, родного человека, хочется жить дольше, как говорят в сказках, «долго и счастливо».
- И это правильно. Что у тебя с анализами, сам скажешь или вытрясать из тебя правдивую информацию?
- Лучше вытрясать, особенно если ласково и немного настырно. За что люблю тебя, сказать не могу, просто за то, что ты есть вот такая.
- Зубы мне не заговаривай, что врачи пишут?
- Всё нормально, я ещё всех этих врачей похороню, пусть они будут здоровы 125 лет.
- Ну и славно, тогда у меня для тебя тоже интересная новость. Я сегодня была у врача.
- Что случилось, что-нибудь серьёзное?! Он резко поднялся из кресла и отложил книгу.
- Серьёзнее не бывает. Ты скоро станешь ещё раз папой, и у меня есть желание, чтобы ты дотянул ребёнка до пенсии.
Александр Ильич на секунду остолбенел, потом схватил Веру и прижал к себе, не говоря ни слова.
- Саша, это надо думать, ты одобряешь мою инициативу, лукаво замурлыкала будущая законная жена.
- Жаль, что тебе пить нельзя, как бы мы сейчас это дело отметили!

6.
Вера через полтора года после рождения сына решила продолжать работать в той же аптеке, хотя материальной необходимости в этом не было.
- Близко, пешком пять-семь минут, как же я такое место брошу?
Надежда Андреевна живёт у себя, но часто навещает Ильича, Веру и внучат - Машеньку и маленького Илью Александровича. В просторной квартире Александра Ильича им всем хватает места. Зять всегда радушен, зовёт её по имени – отчеству, и это отчасти сглаживает отсутствие разницы в возрасте.
Александр Ильич каждые три месяца проверяет кровь «и прочий ливер» на наличие вредных клеток, но они по счастью не появляются. Временами на кухне за чашкой кофе, который Вера, оказывается, очень вкусно варит в купленной в Турции джезве, он любит закурить и пофилософствовать с умным видом везунчика по жизни:
- Помнишь, Пушкин писал – «Нет, весь я не умру». Гений был, он знал, ну и мы тоже знаем. Я раньше думал, лекарства от страха смерти это алкоголь, развлечения, допинг разный для мозгов и нервной системы. Ерунда это всё, как патентованные пилюли от импотенции, которые в рекламе называют средствами для настоящих мужчин. Так вот, лекарство от всех болезней для мужчины - любимая женщина. Единственная и любимая Вера. А лекарство от смерти – вера в то, что весь я не умру.

P.S. Этот рассказ является абсолютным вымыслом. Но он основан на реальных событиях из жизни различных людей. Александр Ильич – образ собирательный. Ничего особо автобиографичного в рассказе нет. Все люди, послужившие отчасти прототипами главного героя, живы и здравствуют до сих пор, чего и вам желаю, уважаемые читатели.

2016, осень.

[nomados]

Прочитал с большим интересом. Чтобы мы не говорили, какого бы возраста не были - все равно любим и ждем сказок. Тема "Золушка" вечная в любых ипостасях. Фильм "Титаник" я смотрел один раз. Великолепный фильм, но из-за нехеппиэнда смотреть больше не хочу...
Ваш рассказ, Георгий, написан интересно, легко и непринужденно. С добротным позитивом!
Спасибо. С ув.