[Душеприказчик]

Мной начал овладевать азарт. Ещё бы! Столько находок. И новые не заставили себя ждать: буквально тут же я натолкнулся на картину П. Морельи "Портрет молодой женщины". Она смотрела на меня слегка исподлобья, держа в руках раковину индоокеанской Тонны пердикс.
┘Мимо этого натюрморта, как ни странно, я чуть не прошел. Наверное, потому, что Балтазар ван дер Аст для своей картины собрал, кажется, все, что можно. И фрукты, и цветы, и попугаев, и бабочку со стрекозой. А у левого края картины я чуть не просмотрел маленькую, но по-своему изысканную коллекцию тропических ракушек. Здесь лежали обитатели Карибского моря Волюта музыка и Циттария пика рядом с индо-вестпацифическими Мурексами трошели и хаустелумом, Конусом мармореусом, Птероцерой скорпио, Митрой митрой и каким-то непонятным Турбо, периостракум которого был снят, обнажив мерцающий перламутр. Прекрасная подборка!
Но самая курьезная находка ждала у выхода из зала. Там, в правом простенке, висела картина Хендрика Гольциуса "Крещение Христа". На ней Иоанн Креститель поливал Спасителя из створки тропического морского моллюска Хиппопуса, а под ногами у них валялись тоже морские Тонна галеа и какой-то Галиотис.

Именно последняя картина заставила меня задуматься: что же такое случилось, что голландцы в XVII в. буквально помешались на ракушках? Я стал интересоваться этим, и обнаружил, что ракушки на натюрмортах голландцев XVII в. - распространеннейший сюжет. Его разработка достигла уровня апофеоза в "Натюрморте с раковинами■ Бальтазара ван дер Аста и Адама Виллартса. Буквально россыпь из раковин тропических моллюсков - около сотни видов, и каких видов! - изображены на картине.

К кому я только не приставал со своими вопросами! Меня удивляло и даже обижало, что большинство как-то спокойно реагирует на это. А в панегириках искусствоведов маленьким голландцам, как виртуозам натюрморта, ни слова о ракушках, как будто их и нет на картинах!
Но однажды я понял, что ломлюсь в открытую дверь. Понял, как-то снова взяв читанный многократно в детстве "Остров Сокровищ" Л. Стивенсона.

Помните, что нашел Джим Хоукинс в сундуке умершего пирата Билли Бонса? Цитирую: "Подняв костюм, мы нашли кучу разнообразных предметов: квадрант, жестяную кружку, несколько плиток табаку, две пары изящных пистолетов, слиток серебра, старинные испанские часы, несколько безделушек, не слишком ценных, но преимущественно заграничного происхождения, два компаса в медной оправе и (!!! - Р. Б.) пять или шесть причудливых раковин из Вест-Индии. Впоследствии я часто думал, зачем капитан, живший такой непоседливой, опасной, преступной жизнью таскал с собой эти раковины?"

Ну уж если в дремучей душе Билли Бонса жила тяга к прекрасному, олицетворенному в данном случае в ракушках из Вест-Индии, уж если наши пра-пращуры не были этому чужды, о чем свидетельствует, например, находка археологами на Корсике целого клада из крупных раковин на стоянке первобытных людей┘

А что такое Голландия, маленькая Голландия XVII в.? Это была великая морская держава, самая богатая страна Европы. "Ост-Индская компания" - голландское частное общество с исключительными привилегиями и собственными наемными войсками - владела Цейлоном, Малаккой, Суматрой, Явой, Борнео, Целебесом и другими островами, имела колонии в Южной Америке. Была и "Вест-Индская компания", господствовавшая над значительными территориями в Америке. Голландский флот насчитывал более 35 000 кораблей!

Стоит ли удивляться, что десятки тысяч моряков, в глубине загрубевших душ которых, как у Билли Бонса, сохранялись островки, восприимчивые к красоте раковин, везли их в Голландию? А оттуда - и в другие страны Европы.

И разве могли устоять нежные души голландских художников перед этой красотой? А чем хуже их были немецкие, английские и французские ювелиры?
И, наверное, это - универсальный ключ. Не может человек, в душе которого жива тяга к прекрасному, пройти равнодушно мимо ракушек. А дальше каждый поступает так, как подсказывает сердце.
***
Мысленно возвращаясь ко всему, написанному мною о ракушках раньше, перелистывая страницы моей первой книжки и более поздних очерков, вспоминая все истории, связанные с ракушками, я ещё и ещё раз убеждаюсь, что все они, эти истории, были и небылицы, ≈ следствие одного и того же. Просто в раковинах из залов Эрмитажа, в полотнах маленьких голландцев, с неожиданной пронзительностью отозвалась эта тяга к прекрасному, свойственная человеку с самой древней древности до наших дней. И, может быть, она и возникла впервые тогда, когда первобытный человек вышел на берег моря и поднял с песка первую ракушку.

Боюсь, что кто-то из читателей, дочитавших мой очерк до конца, отложив его, с разочарованием пожмет плечами: "Стоило ли такой огород городить ради трюизма в конце?" - скажут они. Может быть, и не стоило, но для меня-то за всем этим остаются очарование поиска и радости находок. Остается все богатство узнанного и познанного.

А для кого-то из моих читателей, я очень надеюсь, после прочтения очерка появится ещё один путеводитель по музею, благодаря которому для них высветятся новые грани того чуда, которое называется Эрмитаж.