[Алесио]

Создавать такие сложные, живописные по фактуре иллюстрации удобнее всего было в технике литографии. Она позволяла не только подолгу просиживать над рисунком, но и сразу печатать картинки в будущей книжке. Чаще всего Чарушин использовал пастельные, природные цвета. И «не признавал никаких литографских законов и правил, он темпераментно водил карандашом и тёр литографский камень тушью, царапая по нему иглой и бритвой» (11). По многу раз он мог заклеивать на рисунке не получившиеся части или замазывать их белилами.
По отзывам современников, художник был человеком страстным, эмоциональным и очень увлекающимся. «Обаятельная и талантливая натура Чарушина сказывалась во многом: он играл на скрипке, писал стихи, был актёром, вечно что-то изобретал (мы его так и прозвали «Евгеша-изобретатель»), — вспоминал Валентин Курдов (12). Однако его «“безделье” всегда было наполнено какой-то деятельностью, чаще всего бессмысленной и неразумной в глазах посторонних, забавой, причудой, игрой, но ему неизменно интересной и важной, требующей ума, изобретательности, ловких рук, интуиции и даже вдохновения» (13).
Деятельным Чарушин был с детства. Так, в шесть лет художник заболел брюшным тифом, наевшись каши из грязного куриного корыта. Плавать научился в одиннадцать лет, когда вместе со стадом переплыл широкую реку Вятку, держась за коровий хвост. Мало кто знает, что у художника Чарушина было несколько патентов на изобретения. Он построил планёр и летал на нём. Ходил по воде на придуманных им самим лыжах-поплавках.
В 1930 году Чарушин попробовал писать небольшие рассказы. «“Преисполненный до краёв” наблюдениями детства и охотничьими впечатлениями, я стал, при горячем участии и помощи С.Я.Маршака, писать сам» (14). Очень тепло о рассказах начинающего автора отозвался Максим Горький. Впрочем, сочинять Чарушин пытался ещё в детские годы. В 15 лет он с друзьями выпускал журнал «Сопохуд» (Союз поэтов и художников). Для журнала он писал, по собственной оценке, «корявые и тяжкодумные» стихи, однако «поиски нужного слова в конце концов мне пригодились… — признавался Евгений Иванович, — и журналы эти очень смешные, детские, но они очень повлияли на моё творчество» (15).
Уже в первом его рассказе — «Щур» (1930) — проявилось не только знание звериных характеров, но и хорошее чувство юмора. «Щур в клетке свистит, мурлычет Вася, Харлашка Прошку таскает за шиворот: то Харлаша Прошу, то Проша Харлашу — а я их всех рисую, я — художник». И во всех других рассказах Чарушина «всегда явно ощутима то мягкая, то озорная, то по-доброму снисходительная, то немножко ироничная улыбка» (16).
Всю жизнь Чарушин с огромным уважением относился к своим читателям. Его радовало, что звери, которых он рисовал, нравятся не критикам и редакторам, а именно малышам: «…для них не станешь сюсюкать в картинках, как это делается в других странах, не станешь рисовать пупсиков…» (17). Рассматривая чарушинские книги, смело можно сказать, что и тексты, и иллюстрации к ним отражают единый, цельный внутренний мир их создателя. Его рассказы и рисунки строги, лаконичны, познавательны и — понятны даже совсем маленькому ребёнку. В коротких рассказах из сборника «Птенцы» (1930) — о рябчатах, коростелятах, совятах… — Евгений Иванович мастерски выделяет самые броские, самые запоминающиеся особенности своих героев: «А вот вертишейки — хитрые птенцы! Подберётся к гнезду страшный зверь — мышь или белка, они шеи вытянут, зашипят змеёй. Всякий тут испугается».