[Yo-moYo]

У попа была собака.


А взял он ее к себе, чтобы обмануть одиночество, поселившееся в душе после отъезда вдовой сестры и племянников, навестивших его в Москве прошлым летом.
Сам он не был на родине - в Греции - много-много лет да и, честно сказать, уже не чаял туда попасть.
Он здесь по делу, которое будет длиться всю жизнь. Принял приход - пошла работа с людьми: ободряй, наставляй, венчай, крести, отпевай. Жизнь идет, люди привыкли — любят.
И вдруг — уныние. Грех. Помоги, Господи, исцелить грусть, избавиться от тоски. Защити, Господи, от самого себя в помыслах и чувствах: ах, как хочется на родину - туда, где солнце и море, туда, где все говорят на одном с тобой языке.
Вырваться бы хоть на день, пусть всего лишь на час!
Вот как бывает. Ну да ладно.
Теперь отец-настоятель, в миру — иеромонах, уже не один в своем кабинете. В маленьком доме поодаль храма вместе с ним живет пёс - ладный, серьезный, послушный — хотя и совсем ещё молодой доберман.
Лёжа у хозяйских ног, пёс чутко вздрагивает на звон посуды в кухне
и радуется тёплому запаху свежих пирогов. Скоро его хозяин допишет письмо и наденет своё «штатское», мирское платье. Тогда они вдвоём пойдут гулять по сонным переулкам, ловя пушистый снег и иногда улыбаясь друг другу. Зверь умеет не торопиться и ждать, поэтому никаких лишних слов ему не надо.
Он всегда невозмутимо спокоен, потому что прекрасно знает, что ему можно и чего нельзя. Вот лаять, к примеру, нельзя; нельзя мешать людям входить и выходить из дому. Нельзя подходить к соседнему зданию из красного кирпича. Зато можно сколько хочешь лежать у себя на пороге, разглядывая зеленую покатую крышу, любоваться золотыми маковками и слушать гул колокола. В этот самый «другой» дом часто и надолго уходит хозяин, чтобы петь там, а пёс в любую погоду терпеливо ждёт его на соседнем крыльце.
Иногда у хозяина бывают гости: автобус привозит добрых женщин в длинных чёрных платьях. Они угощают собаку орехами, гладя её по очереди, и пахнут так же крепко и сладко, как и хозяин. Изредка приходят четыре девушки — в белых платьях с синей каймой и в таких же - синих по краю - платках. Еще почему-то на них тёмные пиджаки, которые носят только мужчины. Они дарят собаке медовые булочки. И всё идёт хорошо: хозяин доволен, он поёт и смеётся. А что ещё надо зверю?
- Батюшка, ну на что тебе далась эта собака? Зачем она здесь? Ведь грех же - она существо не чистое! Вот как зайдёт в церковь, так и оскандалимся. Сам всё заново святить будешь! Мне прихожане опять жаловались: боятся!
Эх, староста... Что с этим делать? Служба есть служба; она не мёд и не сахар. Служба людям — отречение от себя глубокое и полное, без обид и вздохов, без претензий быть понятым в своих личных просьбах. Любой человек знает, на что идет.
- Здравствуйте, батюшка! Глядите все, какой к нам красавец пожаловал! Так, и что у нас с ним?
- Ничего страшного. Нам нужны обычные прививки и справка для выезда за границу.
- Вы от нас уезжаете?
- Нет. Он уезжает, а я остаюсь.
- Да, так бывает. Он у вас абсолютно здоров, в добрый путь.
Известное дело - в Греции всё есть: и море, и солнышко, и мягкий ласковый песок, и теплые камушки. На улицах там не бывает этой едкой соленой крошки, которая жестоко ранит несчастные собачьи лапы. Там зверю, конечно, будет лучше. Сестра и дети полюбят его и никогда не обидят. Всё хорошо!
Но вот с душой с тех пор что-то определенно не так, как будто часть её взяла да и запропала куда-то. Пусто и холодно на сердце, жмёт его временами тупая тягучая боль. Говорят, время лечит. Это правда. Но отчего же тогда всё тише и тише становится голос? Почему вдруг не стало хватать дыхания, а в горле плотно засел какой-то горячий ком, в момент волнения безжалостным колоколом отбивающий собственные удары?
Если окружающие вас действительно любят, то ваше состояние, а главное - его причина, - никогда не будет загадкой для них.
- Больно тебе? А ты поплачь - не терпи, да и станет тебе полегче, вот увидишь! И не глотай слезы, а то горлышко заболит! - так говорила моя бабушка, прошедшая сквозь три войны и никогда не верившая в бога.
В 1941 - под Москвой, лежа в снегу с винтовкой, она — военфельдшер - хладнокровно, одного за другим, убила девятнадцать молодых и абсолютно здоровых мужчин, защищая от них свою Родину.
Она прожила долгую жизнь, надевая по праздникам красивое платье с боевым орденом, и совершенно не испытывая мук совести, так ни разу и не зашла в церковь - зачем ей туда?
Вот такие на свете бывают страшные вещи. И что за грех после этого — взять да и прогнать с глаз долой чью-то дурацкую собаку, чтобы ничто впредь не мешало взахлеб думать о совести и любви к ближнему, не маячило перед глазами, оскверняя своим присутствием неутолимую жажду духовного роста.
Что с вами случилось, люди? Вы стали слепы и глухи к страданию? Тогда что за откровение вы вновь жаждете получить для себя?