Матвейка, Матвей Емельянович, дед Матвей…
Табун рассыпался по склону… На фоне снега кони выглядели кусочками угля, и их легко было пересчитать.
Один, два, три… Матвейка помнил, что после «три» есть еще какое-то число, но забыл, как оно называется. Обидно, что забытого слова не хватило, чтобы сосчитать самого большого коня – Буяна.
- Матвейка! Иди в дом, замерзнешь! Ну сколько можно около плетня стоять? Что ты там высматриваешь? Судьбу?...
- Отряд, стройся! На первый-второй – рассчитайся! Четные – на распил, нечетные – на ошкуривание! И пошевеливайтесь!...
Забор с вышками и колючим периметром не вызывал никаких чувств, кроме желания бежать, бежать, бежать… И только в одном месте, рядом с больничкой, было что-то из прежней жизни, что-то домашнее, человеческое - плетень. Матвей Емельянович еще в первый год пребывания в лагере сделал этот плетень своими руками –. чтобы привязывать лошадку, возившую фельдшера. К колючей проволоке лошадь ведь не привяжешь?
После 70 у деда Матвея появилась привычка – провожать Солнце. И вот уже 10 лет он верен себе – каждый вечер прощается с Солнцем и надеется, что утром вновь его увидит.
Внук расстарался – сделал плетень, именно такой, о котором рассказывал Дед.
Изгородь была настоящей, но ничего не огораживала; даже для пасущихся пони она не была серьезным препятствием, и пони совершенно спокойно подходили и брали мягкими губами соленые горбушки из рук многочисленных правнуков и праправнуков – земля вокруг принадлежала деду Матвею.
-Daddy! Daddy! Matvej! Matvej! Go home, visitors have arrived!
Правнуки и праправнуки почти не говорили по-русски и странное обращение «Дед» превратили в привычное «Daddy» . Примерно так же и их Дед когда-то примерял на себя новое место жительство, пока не почувствовал, что «Монтана» - это почти «Моя Таня». Матушку Матвея звали Татьяной… Значит, благословляет…
Daddy Матвей улыбнулся в пушистые усы и, не торопясь, пошел в сторону дома – и впрямь, пора переодеваться и встречать гостей - 80 лет, юбилей, не шутка.
|