Дорога Жизни

Светлая память!

Пискаревка во мене живет.
Здесь лежит половина города
и не знает, что дождь идет...

Доброе утро.


Дорога жизни.

В 1941-1942 г, дорога работала 152 дня. За это время было вывезено 550 т. горожан.
Всего за период блокады было вывезено 1,3 млн. человек.

Блокада в цифрах.

Наличие основных продуктов питания на 12 сентября 1941 года:

Хлебное зерно и мука-на 35 суток.
Крупа и Макароны-на 30 суток.
Мясо и мясопродукты-на 33 дня.
Жиры-45 суток.
Сахар-60 суток.

Нормы выдачи хлеба с 18 июля до конца сентября 1941 года.

Рабочим-800 гр.
Служащим-600 гр.
Иждевенцам и детям-400 гр.

С 20 ноября по 25 декабря 1941 года:

Рабочим-250 гр.
Служащим и членам их семей- 125 гр.
Личному составу охраны, пожарных команд, ремесленных училищь и школ ФЗО-300г.

С 1 октября по 13 ноября, 1941 года:

Рабочим-400 гр.
Служащим-200 гр.
Иждевенцам и детям-200 гр.

В январе-феврале 1942 года в городе умерали ежемесячно 130 т человек.
В марте умерло 100 т человек.
В мае-50 т. человек.
В июне-25 т. человек.
В сентябре-7 т. человек.

Средняя температура в декабре была: 12-15 холода. Иногда до - 20.
В январе средняя т-ра была -19. В течении 8 январских дней было - 30 и ниже.

В сентябре-декабре немцы выпустили по Ленинграду свыше 30 т. снарядов.

Искусство в блокадном Ленинграде.
 

Не было хлеба, света, тепла, воды. И все таки город жил и героически боролся. Улица Герцена 38, в ледяных комнатах дома работали художники. Руки с трудом держали кисти, замерзшие краски приходилось отогревать дыханием.
С первого дня войны, художники вместе со всеми строили оборонительные сооружения, работали на лесозаготовках, уходили на фронт. Но, в конце июня 1941.
Многих вернули с фронта и призвали выполнять работы по маскировке военных обьектов, памятников.... Занимались упаковкой предметов Эрмитажа и Русского музея для эвакуации.
До лета 1942 года, Соломон Юдин жил в блокадном Ленинграде. Его работы "Ленинград в дни Великой Отечественной войны", вышли в виде альбома. 1948.
В 1941 году, Алексей Пахомов начал работать над большой серией :"Ленинград в дни блокады."
Соломон Бойм. В 1941 году получил назначение в Кронштадтский дом военно-морского флота. В 1942 году, в газету "Красный Балтийский флот" в Ленинграде. Участвовал в выставках работ Ленинградских художников в дни войны.
С 1943-1945, -главный художник Полит. управления Балтийского флота.
Николай Павлов:
Много и активно работал в блокадном Ленинграде, бывал в войсках.
Рисовал портреты героев летчиков, моряков миноносца "Стойкий." Зарисовки блокадного Ленинграда:" Уборка снега", "За водой", "Пожар на Бадаевских складах."
Было создано много плакатов: "Били, бьем и будем бить" В.Серова, "Смерть фашизму"
В.Власова,Т.Певзнер и т. Шишмаревой," Напоролся" В.Лебедева,"Нашего дело правое, победа будет за нами" Серова. Ленинградские художники: М.Авилов, М.Гордон, Б.Иогансон, А. Казанцев, Е.Кибрик, В.Лебедев, В.Милошевский, Л. Орехов,
В.Орешников, А.Пахомов, В.Пинчук, И.Серебряный.....
С начала войны и до января 1944 года, художники Ленинграда создали свыше 50 плакатов.
24 апреля 1941 года, на Невском проспекте в витрине магазина, появилось первое
"Окно ТАСС." Там работали над боевыми листками, рисунками для газет, агитационным пано, карикатур и злободневных плакатов.

Рисунки детей блокадного Ленинграда.
 

Рисунки детей блокадного Ленинграда.

Добрый вечер.

Из книги:"История жизни." Вишневская Галина Павловна.

"Вскоре в Ленинграде загорелись Бадаевские склады. Они горели несколько дней, и
по мостовым текло расплавленное масло и сахар.
Немцы отлично знали план города и сразу лишили население всех продовольственных
запасов. Наступила лютая зима. Таких морозов и старики не помнили-замерз водопровод, лопнули трубы, вышла из строя канализация.
Началась блокада."

Из книги:"История жизни." Вишневская Галина Павловна.

..."И вспоминается мне, как вели по Невскому проспекту в Ленинграде, сразу после снятия блокады, колонну первых пленных немцев, и русский конвой буквально прикрывал их с обеих сторон, спасая от толпы разьяренных женщин.
Ведь блокаду Ленинграда, - 900 дней беспрерывных страданий-никогда не описать по-настоящему. И я, от начала и до конца прошедшая круги этого ада, смотря теперь хроникальные фильмы о блокаде Ленинграда, не могу поверить, что такое на самом деле было, такое человек не может пережить."

В прошлом году у дочки в школе акция проходила - называлась "Письмо сверстнику в блокадный Ленинград". Сделать можно было в свободной форме - рисунок, эссе, рассказ.
Классы начальные, работа должна быть совместная с родителями. Рисовали они вместе с мамой, а текст я ей написал:

…Маша с трудом открыла глаза. Сон - не сон, забытье - не забытье… За черным прямоугольником окна, заклеенным крест-накрест газетными полосками, выли сирены воздушной тревоги, а через полминуты часто захлопали зенитки. Ближе. Еще ближе. От первых разрывов бомб стекла задрожали, но выдержали. Наверное, привыкли. Маша подумала, что нужно спуститься в бомбоубежище, но сил у нее не хватило бы дойти и до двери.
Было раннее февральское утро 1942 года. Маша уже давным-давно не перелистывала отрывной календарь, висевший на стене. До календаря никому не было дела, он так и показывал прошлогоднее 4 декабря. Раньше Маша любила утром первой бежать к календарю и отрывать маленький листочек, чуть пахнущий типографской краской. На листочке красовалась черная (иногда красная) пузатая цифра. Маша уже знала их все, единственная во всей детсадовской группе. Ну, не единственная, конечно, еще вот один мальчик… Но Маше было уже семь, и на следующий год она должна была пойти в соседнюю школу - для детей рабочих и служащих Кировского завода. Мама говорила, что там ее научат и читать, и писать, и считать… Хотя читать Маша уже и так умела неплохо (как ей самой казалось - очень даже хорошо), и даже могла немножко писать печатными буквами.
…Холод. Какой же холод в комнате. Никак не согреться. И во всей пустой коммунальной квартире такой же. И во всем доме, на всех пяти этажах. Наверное, и во всем городе так. А может, где-то тепло? Но Маша не знала об этом, а к окну она давно перестала подходить. С тех пор, как его заклеили осенью крест-накрест, его перестали мыть, и оно запылилось. А теперь еще и заиндевело. Да, по правде, и смотреть было особенно не на что: когда-то чистенький двор ее дома на Балтийской улице был завален снегом и загажен до неузнаваемости. Чистить его перестали еще в конце осени. Некому, да, пожалуй, и незачем. Двор, в отличие от соседских, не был проходным, и поэтому быстро превратился в отхожее место. Мусор тоже никто не вывозил, и Маше поначалу было удивительно, откуда он еще берется. Раньше бабушка шутила на этот счет, а теперь и шутить стало некому. Бабушка уже неделю как не вставала с постели, укрытая всем чем можно - начиная от одеял и заканчивая старым пальто. А три дня назад перестала отзываться и шевелиться, и Маша поняла, что осталась одна. Иногда, очнувшись от дремоты, ей на минутку казалось, что бабушка просто спит и поэтому дышит совсем тихонько, незаметно. От этого становилось на сердце чуточку теплее.
Маша с трудом спустила на пол закутанные в старое одеяло ноги и посмотрела на себя в темное большое зеркало трюмо, стоявшего напротив. "Я закутана, как большая кукла" - подумала Маша. На ней было клетчатое пальто, наглухо застегнутое поверх водолазки и свитера; голова была замотана маминым пуховым платком, на ногах - валенки без галош и уже упомянутое старое одеяло. Холод был хуже всего, от него было не спастись никакой силой. От него уже давно не трясло и не колотило, а просто все тело нестерпимо ныло. Особенно почему-то болели руки, а ноги, наоборот, не чувствовались вовсе, пока ими не пошевелишь. Рядом с трюмо стояло ведро, наполовину налитое водой. Вода была подернута тоненькой, почти невидной глазу корочкой льда. Еще позавчера Маша сама кипятила воду в кастрюльке на примусе (чая все равно не было, но горячая кипяченая вода так хорошо согревает!), а вчера остатки керосина в примусе закончились, и нового взять было негде.
Крупа закончилась на прошлой неделе. Постное масло - давно. А хлеб…
Хлеб закончился. Совсем.
Не осталось даже крошек.
Маша сдвинула платок и посмотрела на свое отражение в зеркале. Вспомнилось бабушкино выражение - "немочь бледная". На лице и вправду остались одни глаза. Щеки провалились, лицо стало до неузнаваемости угловатым. К голоду Маша уже привыкла. Поначалу он мучил, не давая заснуть. Позже он стал мучить еще сильнее, вытеснив все Машины привычные мысли и подменив их мыслями о еде, не давая думать ни о чем другом. Потом Маша привыкла. А к холоду привыкнуть так и не смогла.
Пока маму не убило осенью снарядным осколком при артобстреле, было полегче. Она работала на Кировском заводе, там за работу ей давали карточки и хлебный паек. Бабушке тоже давали продуктовые карточки, но бабушкин паек был совсем маленьким, ведь она по старости нигде не работала. Перед Машей на секунду мелькнуло морщинистое бабушкино лицо, вспомнилась одна из первых воздушных тревог - когда бабушка, взяв за руку Машу, а свободной подхватив кошку Муську, ковыляла в бомбоубежище (которое на углу Балтийской и проспекта Стачек). Муську Маша уже успела подзабыть - хотя, когда Муська пропала, она очень долго плакала и не могла успокоиться. Бабушку расспрашивала, а та отмалчивалась. Маша не знала, что во всем городе уже давно не осталось ни собак, ни кошек. Всех семейных любимцев ленинградцы съели еще поздней осенью, а к зиме и вовсе никого не осталось, даже бездомных.
В ушах у Маши нестерпимо звенело. Бабушка говорила, что так бывает от голода. Звон то превращался в тонкий, почти комариный писк, то гудел громко, как фабричный гудок. И то, и другое было одинаково противно. От минутного сидения на кровати потемнело в глазах и закружилась голова. Маша медленно распрямила спину и легла обратно на кровать, рядом с бабушкой. Равнодушно подумала, что встать она уже не сможет.
Глаза закрывались сами. Маша время от времени приоткрывала их, борясь с дремотой. Потом перестала.
Милые дети! Добрые, благополучные. Говорящие "Я хочу кушать!", имея при этом в виду "Я хочу что-нибудь вкусненькое". Не пишите письмо своим сверстникам в блокадный Ленинград. Не нужно. Отправьте лучше бандероль с буханкой хлеба. Поверьте, от этого будет гораздо больше пользы.

Добрый вечер.


Аарон, Вы как будто до написания письма, читали книгу Галины Вишневской.
Так много совпадает. Очень важно, чтобы молодое поколения все знало о блокаде!
А Вы молодец, что приняли участие и помогли дочке.

ПС- Вот только слово "Акция", мне режет слух. Понимаю, что много лет уже прошло, но все ровно....