Живопись в Доме Музыки. (репортаж дилетанта)
 

Вступление.
Я, в общем, лучше воспринимаю на слух, чем глазами – так уж исторически сложилось. Именно по этой причине, и ещё, потому что мы с женой получили музыкальное воспитание и образование, любим ходить на концерты классической музыки.
И ничего особенного в этом нет, нам просто повезло, что в шаговой доступности от дома 10 лет назад выстроили огромный комплекс – Московский Дом Музыки, который народ прозвал «кастрюлей» за форму здания, а также за торчащий наверху многотонный поворотный скрипичный ключ стоимостью в пол-Москвы, производства великолепного Зураба Церетели.
Самый главный, Светлановский зал Дома Музыки, в котором стоит уникальный немецкий орган, облицован редкими породами дерева. Орган настраивали почти год, и на нём теперь можно играть, а в зале можно выступать благодаря немыслимому прогрессу электронной аппаратуры. Поставили массу микрофонов, усилителей, акустических систем, и различных приспособлений, делающих звук «идентичный натуральному» - равно как теперь называют «идентичным натуральному» вкус большинства потребляемых населением продуктов.
Но, дай Бог здоровья Маэстро Владимиру Спивакову, Музыканту, Человеку, Гражданину, чьим вниманием Дом Музыки процветает уже который год, концертировать сюда приезжают весьма серьёзные музыканты со всего света.
В тот раз нам «повезло, так повезло» – в Москву приехал сам Хельмут Риллинг, легендарный дирижёр и специалист по хоровой музыке Баха, и прочее, и прочее. И приехал он дирижировать ораторией «Сотворение мира» Йозефа Гайдна, и работать с ним должны Свешниковская капелла и оркестр «Виртуозы Москвы» самогО Спивакова. Риллингу уже под 80 лет, шанс послушать его «вживую» с такими коллективами – не просто удача – за счастье можно считать.

Лирика.
Тем трогательней привлекли наше внимание в антракте портреты русских и советских композиторов XX века, исполненные темперой на дереве по левкасу, и вывешенные уже очень давно, видимо с самого открытия здания, в нишах холла амфитеатра. Художник Дмитрий Жилинский, автор портретов, действительный член и лауреат всего на свете, несомненно, высокий профессионал – по признанию многих специалистов. И нет никакого смысла оспаривать это мнение о нашем современнике – живописце. И не будем…
Но никто для нас не отменял знания музыкальной истории нашей страны, в частности то, как выглядели величайшие композиторы Отечества. Когда-нибудь загляните хотя бы минут на десять в Большой Зал Московской Консерватории, прославленный на весь мир не только своей богатейшей историей, но и акустикой, и органом. Там вы увидите на стенах медальоны с прекрасными портретами русских и европейских композиторов, большинство из них работы академика живописи Н.К. Бодаревского (1850-1921). Работы эти выполнены максимально бережно к истинному облику великих… К счастью, после ремонта и реставрации БЗК их не заменили на более современные.

Лирическое отступление закончено, вернёмся к суровой правде жизни. Итак, в 2003 году Дмитрий Жилинский получил весьма интересный заказ на 10 портретов русских и советских композиторов ХХ века. Заказ престижный, для колоссального проекта на Садовом кольце, в центре Москвы. Не могу сказать, сам ли он выбирал персонажей для композиций, или кто-нибудь подсказывал, но ниш в вестибюле амфитеатра как было, так и есть одиннадцать, а кандидаты на изображение подобраны грамотно, хотя автор подборки мне тоже неизвестен. Что ж, начнём.
Около портрета Свиридова в профиль, в кепке и с томиком Блока в руках, мы постояли подольше, желая понять всю глубину и многогранность произведения. Мысленно я постарался развернуть Свиридова лицом к себе, затем снял кепку, и… не хватало только родимого пятна на лбу – Горбачёв! Вылитый Горбачёв.

Более или менее адекватными выглядят Глазунов и Хачатурян, последний, правда, сильно напоминает пойманного с поличным рыночного торговца фруктами, ну да и ладно. В конце концов, автор изобразил его на фоне гор, стало быть горец.

Портреты Прокофьева и Шостаковича находятся рядом, лицом друг к другу. Каждого из них художник увидел с инструментом – Прокофьева с роялем на террасе зимней дачи, а Шостаковича – с пианино и сжатым кулаком, в осаждённом Ленинграде. Легко видеть,, что и у того и другого инструмент должен торчать сквозь стену, на улицу: у Прокофьева – в зимний сад на даче, а у Шостаковича – прямо на ленинградскую улицу, на зло врагам. Выражение лиц обоих говорит о творческом экстазе, или на худой конец о дебилизме – какой же здравомыслящий человек уме поместит инструмент рядом со стеной (!), а тем более на террасе зимней дачи (!). Так увидел их художник, не хочешь – не смотри.

Разберём по порядку оба портрета: тот, кто знает устройство рояля (пианино), поймёт сразу – Прокофьев сошёл с ума, и стал сочинять писклявые произведения в самом высоком регистре. Перед этим он, будучи талантом, устроил зимой цветение вербы, или наоборот сделал зиму в вербное воскресение. Видимо, писклявая мелодия в самом верхнем регистре рояля не делает автора довольным – у Прокофьева на толстом, щекастом (!) лице выражение обиженного ребёнка с оттопыренной губой.

Насчёт выражения лица Шостаковича есть ещё такая версия – он думает не просто над созданием своей 7 Ленинградской Симфонии, но и предметно о фашистских оккупантах. Автор оставляет нам место для фантазии – если композитор «жахнет кулаком по пианино – вернётся ли оно с улицы домой? В противовес Прокофьеву, Шостакович у нас здесь сочиняет исключительно на нижних басах… видимо, от злобы на немцев, бедняжка.
Кстати, обратите внимание - оба они сочиняют музыку в костюмах с галстуком - так видит это священнодействие художник.

Весёленький Скрябин, в пол-оборота, этакая смесь из гоголевских Ноздрёва и Манилова, величайший композитор-новатор ХХ века, вызывает смех сквозь слёзы – есть эмоциональный результат осмотра.